Босфорский поход Сталина, или провал операции «Гроза» - [12]

Однако более вероятным представляется, что на решение главкома повлиял член РВС Юго-Западного фронта Сталин. Иосифу Виссарионовичу нужна была своя победа, он не хотел ходить в примаках у «забияки» (как он за глаза называл Тухачевского). «Пусть Мишка берет Варшаву, а мы возьмем Львов». Изменение оперативного плана в течении 3 дней, без видимого изменения обстановки на фронте объясняется, по всей видимости, именно сталинским влиянием на вечно колеблющегося главкома.

Как бы там ни было, наступление продолжалось. К 10 августа Западный фронт вышел на рубеж Млава — Пултуск — Седльце — Любартув.

Войскам Юго-Западного фронта была поставлена задача: 1-й Конной армии (в составе 4 кавалерийских дивизий) совместно с тремя стрелковыми дивизиями до 29 июля захватить Львов и Рава-Русскую, а также овладеть переправами через реку Сан; 14-й армии — наступать на Тарнополь и Николаев и 12-й армии — обеспечить операцию обоих фронтов наступлением на Холм и Люблин.

26 июля 1-я Конная армия заняла Броды и 28-го форсировала реку Стырь. Тем временем 14-я армия, форсировав реку Збруч, подошла к Тарнополю. В ответ поляки силами трех армий (2-й, 3-й и 6-й) нанесли контрудар с флангов в направлении Броды с целью взять в клещи 1-ю Конную армию. 3 августа, оставив Радзивилов и Броды, Буденный был вынужден перейти к обороне. Тем не менее развить свой успех полякам не удалось, так как 2 августа Западный фронт Тухачевского овладел Брестом и польский Генштаб начал переброску частей 2-й и 6-й армий в районы Варшавы и Люблина.

«Войска Тухачевского текут красной лавой зажечь «пожар на горе всем буржуям!». Тухачевский идет по указу Ленина разрушать всю международную систему и «перекроить карту мира». Поэтому на взволнованные просьбы Пилсудского о помощи в бастион Европы на востоке, из Парижа в Варшаву прибыл начальник штаба маршала Фоша (Фердинанд Фош (1851–1929) — с апреля 1918 года верховный главнокомандующий войсками Антанты на Западном фронте в Первую мировую войну. — С.З.), вице-президент высшего военного совета генерал Вейган со штабом офицеров. [19, с. 102].

На самом деле Пилсудский ожидал вовсе не Вейгана, а французские части. Когда фронт приближался к Радимину и Вейган прибыл в штаб Пилсудского, между ними произошел диалог следующего содержания:

Пилсудский: — Сколько дивизий Вы привели с собой?

Вейган: — Ни одной.

Пилсудский: — Тогда зачем Вы вообще приехали?

С этого момента оба практически не общались друг с другом, обмениваясь нотами.

Положение Пилсудского близко к катастрофе, его отставки открыто требуют польские газеты. За рубежом Бригадиру также достается. Вот отрывок статьи из английского журнала «Нью стейтсмен»:

«С чисто военной точки зрения это была весьма необычная оборонительная кампания, которую когда либо знала история. Помчались, чтобы сломать шею, вглубь Южной России, ворвались в Киев и устремились дальше на юго-восток в сторону Черного моря. Остановились на линии, в два раза длиннее прежнего фронта, образуя большой выступ, который в любом случае трудно было удержать, даже если бы польские силы были в несколько раз многочисленнее, чем в действительности. Если так выглядела оборонительная операция генерала Пилсудского, то он является самым бездарным генералом, какого только можно найти за пределами Китая (в том смысле, что по бездарности Пилсудский равен китайским военачальникам. — С.З.)» [44].

Однако не все так гладко и для большевиков. Предпосылки будущего поражения нарастали постепенно с того момента, как Красная Армия покинула земли Украины и Белоруссии и вступили на территорию Польши.

«На сотни километров удлинились линии коммуникации… армия таяла в боях и походах, приближался кризис, обычно завершающий каждый дальний наступательный бросок… На территории Польши поддержка населения была очень слабой — она ощущалась лишь со стороны незначительной группы коммунистов и небольшой части фольварочных рабочих… Ведь надо всем главенствовала основная проблема — национальная проблема, проблема независимости. После 125 лет неволи с этим нельзя было не считаться. Для большинства поляков вопрос выглядел просто: сначала Польша, а потом посмотрим — какая. Революционные армий, все более слабые, подходили уже к Варшаве. Корпус Гая оперировал на подступах к Торуни, Буденный шел на Замостье, а противник не сдавался, не поддавался разложению» [44, с. 261–262].

«Да и российский Мюрат Буденный — не француз: ему приказывает главком поворотить во что бы то ни стало к северу на поддержку боя Тухачевского за Варшаву, а он плюет на приказы, вместе с Ворошиловым, на страх и риск Сталина и Егорова, полным аллюром летит-несется во Львов» [19, с. 103].

Здесь Р. Гуль ошибается — приказ Каменева повернуть 1-ю Конную на Варшаву последовал только 13 августа, за три дня до начала польского контрнаступления, но в этот же день, исполняя ранее отданный приказ Егорова, Буденный уже втянулся в бои за Броды и Луцк и только 20 августа смог начать отвод войск. Приказ Каменева 13 числа уже, по сути дела, ничего не решал.

«Если бы Польша стала советской… Версальский мир был бы разрушен, и вся международная система, которая завоевана победами над Германией, рушилась бы… Вопрос стоял так, что еще несколько дней победоносного наступления Красной Армии, и не только Варшава взята (это не так важно было бы), но разрушен Версальский мир»