Босая в зеркале. Помилуйте посмертно! - [31]

— Сегодня по всей Земле пройдет ливень с градом! — крикнула Алтан Гэрэл и топнула босою ногою.

В ушах долго звенел собственный голос, в нем кричала тоска, вопило отчаяние, алкала жажда молодой жизни.

«Мой голос — мой хлеб. Он всегда помогал мне жить, помогал любить», — подумала Алтан Гэрэл, и ею овладело желание петь вольготно степные бурятские песни.

Петь страстно, весело, звонко, играя всеми мелодиями своего грудного теплого голоса, чувствуя в себе особый дар божественных элементов, юное святое бесстрашие, жажду женщины-бунтаря!

Со дна души рассказать кому-то о вековечном своем одиночестве, о столетней женской тоске, о цистерне пролитой крови и слез — будь проклят этот чуждый женщине мир!

Невозможным казалось ей, что она, позабыв о всех своих муках, когда-то, в далеком счастливом будущем, какому-то древнему старцу будет ворчливо шамкать беззубым ртом в его тугое ухо ласковые старушечьи слова, ощущая рядом его угасающее теплое дыхание, как благодать.

Неужели в том далеком раю ею пролитая цистерна крови обесцветится, теряя со временем болевые муки, и жизнь, и молодость покажутся голубыми бабьими му-таниями?

Я тем живей, чем длительней в огне;

Как ветер и дрова огонь питают,

Так лучше мне, чем злей меня терзают,

И тем милей, чем гибельнее мне…—

будто чужой деревянный голос произнес ее любимые строки Микеланджело.

— Любую боль, коварство, напасть, гнев

Осилим мы, вооружась любовью… —

ее голос осекся.

Алтан Гэрэл подумала о том, что она катастрофически стареет, что старость, как перпетуум-мобиле, неуловимо иссушает ее плоть и дух.

Она достала из гардероба свое черное платье с украшением, — черный цвет всегда одухотворял ее трагическую бледность и высокий морщинистый, не женский лоб. Босая в зеркале, Алтан Гэрэл стояла в длинном черном платье и обреченно разглядывала тлеющее украшение.

«Да, поистине род человеческий с искрящимся визгом был рассечен на мужской и женский. Этот визжальный визг вечным родовым гимном будет звучать до конца наших дней», — думала Алтан Гэрэл.

«Неужто на Земле не стало больше мужчин, неужто никому они не нужны, кроме как для кратчайшего соития, чтобы как-нибудь продолжить печальный человеческий род, слепоглухонемо скачущий в беге с препятствиями с таинственным неведомым кодом в Никуда?» — вопрошала босая.

Алтан Гэрэл казалось, что она одна осталась в живых из всех великих женщин на Земле, и необходимо было во что бы то ни стало выжить, чтобы продолжить свой древний, божий, великий женский род!

Услышь, гуманоид далеких миров,

Песни и визги женщин Земли!

Я в бездне миров блуждаю одна —

Опору на миг — себя — подари!

Меня не прельщает рутина соитий,

Бездной любви на миг озари!

Разве не так живут миллионы одиноких женщин на Земле?!

Статистикою одиноких женщин Человечество не занимается.

8. ПРОЖИТОЧНЫЙ МИНИМУМ НА ЗЕМЛЕ

Давно пора обходиться минимумом всего материального. От перепроизводства дрянных изделий земля задыхается, как от астмы, крутится с трудом, скрипит и гнется земная ось.

Даже самые пленительные вещи никого на свете не осчастливили.

У меня в квартире два стола и четыре с половиною стула. Испуганным гостям я объясняю, что это — «японский стиль».

Хоть по отсутствию глупых вещей я прочно заняла первое место в Отечестве, меня замучил корыстный сон, будто герои из космоса привезли дар — белые лайковые сапоги с чудесными острыми носками, заведомо недоступными мне, как изгою черной кости.

Ах, как пламенно мечтаю о роскошных белых сапожках, которыми я жажду возместить все свои убытки!..

О чем же мечтают миллионы советских женщин, как не о вечных красивых сапогах?!

Человек лежал в пустыне один, его уморила жара, и он заснул. Ему приснилось, что он пьет ключевую холодную воду. Она текла ему в горло, словно живая, и наполнила желудок жгучим утолением.

Человек судорожно облизнулся и проснулся. Он оглянулся в пустынном своем одиночестве и от ужаса у него воскрес и поднялся хвост — от жажды он выпил заползшую к нему змею.

Звезды вскрикнули, сиганули с неба и спрятались в песках. Потом солнце взошло с запада и зашло на востоке. С тех пор таки повелось. Днем он спал, когда спала его госпожа змея, ночью он бодрствовал с нею под беззвездным небом.

Шея у человека выросла длинная, длиною на одну остановку в метро, чтобы змея могла прогуливаться по городу.

Много ли, мало ли прожила госпожа змея в груди

несчастного божьего человека, в одну из светлейших ночей после испытаний атомной бомбы змея выползла из груди человека. Она выползла из желудка такой же прекрасною, как всегда, в пронзительном визге своего змеиного очарования. Переливаясь золотистою ртутною радугою, с неправдоподобною гибкостью она утекла в дикие мятные травы, чтобы после умереть мучительною смертью от облучения.

В своем безумном злопыхательстве нечисть человечества способна на раскол земного шара. О, сколько великих гениев сгорело во имя улучшения рода человеческого, во имя прогресса… Но величайшими людьми надо считать тех, кто сохранит навсегда мир на Земле. Это лирическое отступление в пользу мира продиктовано тем, что, слушая, как великие державы с яростью ругаются между собою, будто грязные торговки на базаре, ревностно соревнуясь в производстве смерти, — и дальновидно писать о тех милых тварях, которые, быть может, переживут нас, удается с трудом.