Бортовой журнал - [19]

Шрифт
Интервал

На улице вымерло – полдень, самое пекло.

И тут вдруг к прилавку подходит женщина. Она из породы старых русских алкоголичек – сухопарая и злая. И она начинает что-то выговаривать бедняге продавцу. Она выговаривает и выговаривает, а что она говорит ему, – не слышно – я наблюдаю эту сцену со стороны.

Наконец бедолага не выдерживает и говорит ей горестно: «Когда на тебе смотрю, сердце болит!»

* * *

Баку. Советские времена. Управление железной дороги. Начальник по телефону разговаривает с Москвой: «Я послал вам кал и другие цветы!»

Кал – это цветы каллы.

* * *

То же управление, лето, время послеобеденное, все переваривают. Вдруг в кабинете раздается громкий, требовательный звонок телефона. Одна женщина-азербайджанка – тучная, изнемогающая о жары – томно берет трубку, неторопливо подносит ее к уху, слушает долго и потом говорит со страданием в голосе: «Вы туда не попали!»

* * *

Бакинское училище, конец увольнения, воскресенье, на часах – почти 24 часа, тихо.

И вдруг на бешеной скорости к воротам подъезжает такси, резко тормозит, и из него вылетают двое курсантов, которые бегут на КПП, а за ними бежит водитель такси – азербайджанец.

На КПП пропускают курсантов и задерживают водителя. Он возмущается – курсанты не заплатили.

«Они говорили не ссы! – кричит он – И я не ссал!»

* * *

Моя жена работала в Баку в управлении железной дороги. Она каждый день печатала отчеты на электрической машинке «Ятрань».

И тут к ней заходит начальник. Он азербайджанец, но общаются они на смеси азербайджанского и русского языка.

«Тагиев хардады?» – спрашивает он («Тагиев где?»).

И тут моя жена, не переставая печатать, решает, что если к русскому слову «похороны» она добавит азербайджанское окончание «дыр», то получится, что Тагиев на похоронах.

Она говорит: «Похорундадыр»

А «пох» по-азербайджански «говно».

То есть получается, что Тагиев в говне.

Конечно, все понимают, что она оговорилась, но теперь начальник всякий раз, входя к ней, тихо замечает: «Тагиев похорундадыр?»

* * *

Как только меня не назвали. Меня звали Лёшей, Алексеем, Володей и даже Витей. Обращаются ко мне: «Слушай, Витя!» – оборачиваюсь, думаю, может, кто-то сзади есть, вижу, что никого и тогда спокойно поворачиваюсь и говорю: «Ну?»

Витя, так Витя. Мне же все равно.

А на флоте всё никак не могли запомнить мою фамилию.

Начальники называли меня: Петровский, Пиатровский и Пруцкий.

Как-то на совещании офицеров командир минут пять распекал Пруцкого, а я сидел, ловил на себе его яростные взгляды и думал о том, как, все-таки, видимо, виноват этот самый Пруцкий.

А потом командир говорит мне: «Когда к вам обращаются, товарищ лейтенант, то положено вставать!»

Я встал. Потом, в самом конце разноса, я ему сказал: «Моя фамилия Покровский! – на что мне было заявлено: «Ну и что?»

* * *

Колю пригласили немцы на праздник, устроенный ими в Германии по случаю чтения им, Колей, своих стихов.

Он должен был читать «Поля» – трудные стихи, строчка в одно слово.

Они его перевели на немецкий и издали в виде каталога вместе с еще двумя поэтами. Например, у Коли есть строчка «Да-да!» – по-немецки «Я-я!» – это удобно.

И еще они сложили симфонию в его честь на пятнадцать минут. И еще был фейерверк тоже в его честь.

Простое это дело: захотели настоящего поэта на вечеринку из России – вот вам настоящий поэт, и вечеринка уже не совсем вечеринка, а большое культурное событие.

– А фейерверк был в каком виде? – спросила меня моя жена Ната.

– А фейерверк был, видимо, в виде вращающейся буквы «К», из которой вылетают огненные змеи.

– А симфония?

– А симфонию композитор назвал «Коля». Он не знал, что это имя, он думал, что это аллегорический символ. А на тему «Коля» вообще очень удобно сочинять ораторию: «Ко-ко-ля-ля! Ко-ко-ля-ля!!!»

* * *

Убили Пуманэ Александра Геннадьевича, бывшего подводника, штурмана, капитана 2 ранга запаса, тридцати восьми лет. В милиции его забили до смерти. По мнению наших органов внутренних дел, он за тысячу баксов взялся перевозить заминированную машину, в которой были две противопехотные мины и еще двести граммов тротила под сиденьем, соединенные проводами. Его остановили ночью на улице Москвы, и он, как заявили милиционеры, тут же сказал, что машина заминирована, и тогда они доставили его в отделение, где у него не выдержало сердце и ему вызвали «скорую помощь».

В больнице он и умер от острой сердечной недостаточности.

А врачи между тем установили, что у него перелом основания черепа, обширное кровоизлияние в мозг и все тело покрыто синяками.

У него синяки даже на внутренней поверхности бедер. Даже там.

Это означает, что ему раздвигали ноги и били палкой по яйцам.

Мерзость! Господи, какая мерзость! И ей нет предела.

Страна на откупе.

Нас будут сначала забивать палками, а потом предъявлять обществу как результаты резвой антитеррористической деятельности.

Бывший штурман, капитан 2 ранга, подводник, потомственный офицер. Его отец– Пуманэ Геннадий Николаевич, начальник РТС с крейсера какое-то время жил с семьей в Баку, откуда я родом. Там же в Каспийском высшем военно-морском училище имени Сергея Мироновича Кирова он и учился на штурмана. Потом – флот, лодки.


Еще от автора Александр Михайлович Покровский
«...Расстрелять!»

Исполненные подлинного драматизма, далеко не забавные, но славные и лиричные истории, случившиеся с некоторым офицером, безусловным сыном своего отечества, а также всякие там случайности, произошедшие с его дальними родственниками и близкими друзьями, друзьями родственников и родственниками друзей, рассказанные им самим.


«...Расстрелять!» – 2

Книга Александра Покровского «…Расстрелять!» имела огромный читательский успех. Все крупные периодические издания от «Московских новостей» до «Нового мира» откликнулись на нее приветственными рецензиями. По мнению ведущих критиков, Александр Покровский – один из самых одаренных российских прозаиков.Новые тенденции прозы А.Покровского вполне выразились в бурлескном повествовании «Фонтанная часть».


Каюта

Сборник Александра Покровского – знаменитого петербургского писателя, автора книг «Расстрелять», «72 метра» и других – включает в себя собрание кратких текстов, поименованных им самим «книжкой записей».Это уклончивое жанровое определение отвечает внутренней природе лирического стиха, вольной формой которого виртуозно владеет А. Покровский.Сущность краевого существования героя «в глубине вод и чреве аппаратов», показанная автором с юмором и печалью, гротеском и скорбью, предъявляется читателю «Каюты» в ауре завораживающей душевной точности.Жесткость пронзительных текстов А.


В море, на суше и выше...

Первый сборник рассказов, баек и зарисовок содружества ПОКРОВСКИЙ И БРАТЬЯ. Известный писатель Александр Покровский вместе с авторами, пишущими об армии, авиации и флоте с весельем и грустью обещает читателям незабываемые впечатления от чтения этой книги. Книга посвящается В. В. Конецкому.


72 метра

Замечательный русский прозаик Александр Покровский не нуждается в специальных представлениях. Он автор многих книг, снискавших заслуженный успех.Название этого сборника дано по одноименной истории, повествующей об экстремальном существовании горстки моряков, «не теряющих отчаяния» в затопленной субмарине, в полной тьме, «у бездны на краю». Писатель будто предвидел будущие катастрофы.По этому напряженному драматическому сюжету был снят одноименный фильм.Широчайший спектр человеческих отношений — от комического абсурда до рокового предстояния гибели, определяет строй и поэтику уникального языка Александра Покровского.Ерничество, изысканный юмор, острая сатира, комедия положений, соленое слово моряка передаются автором с точностью и ответственностью картографа, предъявившего новый ландшафт нашей многострадальной, возлюбленной и непопираемой отчизны.


Сквозь переборки

Динамизм Александра Покровского поражает. Чтение его нового романа похоже на стремительное движении по ледяному желобу, от которого захватывает дух.Он повествует о том, как человеку иногда бывает дано предвидеть будущее, и как это знание, озарившее его, вступает в противоречие с окружающей рутиной – законами, предписаниями и уставами. Но что делать, когда от тебя, наделенного предвидением, зависят многие жизни? Какими словами убедить ничего не подозревающих людей о надвигающейся катастрофе? Где взять силы, чтобы сломить ход времени?В новой книге Александр Покровский предстает блистательным рассказчиком, строителем и разрешителем интриг и хитросплетений, тонким наблюдателем и остроумцем.По его книгам снимаются фильмы и телесериалы.


Рекомендуем почитать
Я все еще здесь

Уже почти полгода Эльза находится в коме после несчастного случая в горах. Врачи и близкие не понимают, что она осознает, где находится, и слышит все, что говорят вокруг, но не в состоянии дать им знать об этом. Тибо в этой же больнице навещает брата, который сел за руль пьяным и стал виновником смерти двух девочек-подростков. Однажды Тибо по ошибке попадает в палату Эльзы и от ее друзей и родственников узнает подробности того, что с ней произошло. Тибо начинает регулярно навещать Эльзу и рассказывать ей о своей жизни.


Год со Штроблом

Действие романа писательницы из ГДР разворачивается на строительстве первой атомной электростанции в республике. Все производственные проблемы в романе увязываются с проблемами нравственными. В характере двух главных героев, Штробла и Шютца, писательнице удалось создать убедительный двуединый образ современного руководителя, способного решать сложнейшие производственные и человеческие задачи. В романе рассказывается также о дружбе советских и немецких специалистов, совместно строящих АЭС.


Всеобщая теория забвения

В юности Луду пережила психологическую травму. С годами она пришла в себя, но боязнь открытых пространств осталась с ней навсегда. Даже в магазин она ходит с огромным черным зонтом, отгораживаясь им от внешнего мира. После того как сестра вышла замуж и уехала в Анголу, Луду тоже покидает родную Португалию, чтобы осесть в Африке. Она не подозревает, что ее ждет. Когда в Анголе начинается революция, Луанду охватывают беспорядки. Оставшись одна, Луду предпринимает единственный шаг, который может защитить ее от ужаса внешнего мира: она замуровывает дверь в свое жилище.


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Карьера Ногталарова

Сейфеддин Даглы — современный азербайджанский писатель-сатирик. Его перу принадлежит роман «Сын весны», сатирические повести, рассказы и комедии, затрагивающие важные общественные, морально-этические темы. В эту книгу вошла сатирическая баллада «Карьера Ногталарова», написанная в живой и острой гротесковой манере. В ней создан яркий тип законченного, самовлюбленного бюрократа и невежды Вергюльаги Ногталарова (по-русски — «Запятая ага Многоточиев»). В сатирических рассказах, включенных в книгу, автор осмеивает пережитки мещанства, частнособственнической психологии, разоблачает тунеядцев и стиляг, хапуг и лодырей, карьеристов и подхалимов. Сатирическая баллада и рассказы писателя по-настоящему злободневны, осмеивают косное и отжившее в нашей действительности.


Прильпе земли душа моя

С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.