Борт С747 приходит по расписанию - [33]

Теперь следовало разобраться с угонщиками. Установить, что это за типчики. Тот, который сдался добровольно, немец, житель приграничного Франкфурта-на-Одере.

Временно безработный, раньше был авиационным механиком. Не судим, на учете в полиции не состоял.

Второй, которого ранили в ногу, оказался выходцем из России по фамилии Начеткин. В Германию прибыл по приглашению, причем приезжал сюда очень часто, у него оформлена долгосрочная виза. Побудет неделю или две, после чего уезжает на родину. Потом опять приезжает сюда. Так и циркулировал. Зачем, спрашивается? Надо будет разобраться. Не похоже, что его интересовала культура страны Гете и Шиллера. У молодчика другие интересы. Сейчас русский с простреленной ногой находится в тюремной больнице. Через несколько деньков Начеткин поправится, тогда можно будет допрашивать. Напарник его тоже арестован, находится в той же тюрьме, но общаться им не позволят.

Обо всем этом полицмейстеру доложил начальник розыскного отдела. Поблагодарив его, шеф сказал:

— Допросы обоих начнем, когда русский выйдет из больницы.

— Логично. Тут особой спешки нет.

— Сейчас только нужно обоих сфотографировать и разослать снимки туда, где занимаются делами об угоне. Сделать не просто портреты, а ростовые снимки, в одежде. Пусть покажут пострадавшим, чьи автомобили до сих пор не найдены. Может, кто-нибудь их узнает. Возможно, за плечами у этих мерзавцев не один угон.

— Скорей всего, так и есть. Они вели себя не как новички.

Фотографии были подготовлены самым тщательным образом. Обоих преступников нарядили в ту самую одежду, в которой они были арестованы. При этой процедуре немец вел себя безропотно, а его российский напарник пытался оказать посильное сопротивление, ссылаясь на больную ногу, через которую не пролезает брючина. Однако все его стенания не возымели действия. Снимки делались цифровым аппаратом и были быстро разосланы по электронной почте.

Первым на послание баварских полицейских откликнулись коллеги из маленького Потсдама. Их земляк, директор местного музея Бурхардт Вернер, узнал на фотографии парня, угнавшего его «Мерседес» цвета кофе с молоком. Все происходило в Берлине, средь бела дня, угонщик не таился. Стоял на краю тротуара. Потом он еще поругался с какой-то девушкой, неясно, сообщница это или случайный человек. Вернер помнил, что по-немецки парень говорил с явным акцентом.

Это был российский гражданин, ныне находящийся в тюремной больнице.

Буквально на следующий день пришло аналогичное сообщение непосредственно из Берлина. Гражданин Генрих Фюнфман почти уверен, что изображенный на фотографии парень в джинсовом костюме и есть тот самый преступник, который недавно угнал его черный «БМВ». Хитростью выманил его из машины — прицепил к бамперу связку пустых консервных банок, а когда Фюнфман вышел, чтобы их отцепить, быстро забрался в машину и был таков. Дело происходило ночью, но поскольку Фюнфман случайно остановился рядом с фонарным столбом, он более или менее разглядел внешность угонщика.

— Теперь ясно, зачем этот русский подолгу находится у нас, — сказал полицмейстер своему заместителю, довольно потирая руки. — Это профессиональный угонщик.

— Многие машины от нас перегоняются в Россию. Я бы сказал, большинство из угнанных. Хорошо бы выяснить, куда они передавались на следующем этапе, — задумчиво произнес заместитель. — Известно, что в Россию они поступают с переделанными номерами двигателя и кузова.

Иначе их потом не продать. Значит, номера перебивают либо у нас, либо на худой конец в Польше.

— Сейчас есть реальный шанс это выяснить. Разумеется, это не решит проблему в целом…

— И в то же время сильно поможет ее решению, — подхватил заместитель. — Ведь каждый участник международной аферы является маленьким звеном очень длинной цепочки.

Этот разговор состоялся утром. А днем, в начале четвертого, молодой врач тюремной больницы Курт Дорфхайм отправился в палату, чтобы сделать перевязку раненому угонщику. Вообще-то он должен был сделать раньше, но, сидя в ординаторской, несколько замечтался: думал о том, как странно распорядилась судьба, занеся его, отличника медицинского факультета столичного университета, в провинциальный городок, да вдобавок в тюремную больницу.

Наконец, оторвавшись от своих невеселых дум, Курт пошел в четвертую палату. Здесь, как и во всех остальных, тоже находился один человек. С этим русским у врача сразу возникла взаимная антипатия, они почти не разговаривали друг с другом. Любые приказания медика раненый выполнял молча, злобно посверкивая глазами или недовольно морщась. К тому же он плохо говорил по-немецки. Когда пациент чего-нибудь не понимал, Курт делал, что требовалось, без лишних слов: переворачивал на другой бок, сгибал ногу, отодвигал руки.

Сейчас при его появлении больной даже не шелохнулся. В этом ничего удивительного нет: после обеда большинство пациентов спали. Прежде чем снять повязку, доктор приготовил тампон и дезинфицирующий раствор, затем дотронулся до плеча больного, чтобы разбудить его. Тот не проснулся, и Курт потряс его посильнее. Опять никакой реакции. И только тут врач почувствовал, что под его рукой находится холодеющее тело: пациент был мертв.