Бородинское поле. 1812 год в русской поэзии - [17]
Мечтою славы ослепленный,
Чтоб быть бессмертным, убивал!
Хотел всемирныя державы.
Лишь небо Богу уступал;
Топтал святейшие уставы;
Не скиптром правил, а мечом,
И был – державным палачом!
В чертогах, в хижинах стенали;
В венцах главы рабов сияли:
Престолы сделались стыдом.
Темнели разум, просвещенье:
Долг, совесть, честь казались сном.
Слабела вера в Провиденье:
«Где мститель? где любовь Отца?»
Грубели чувства и сердца.
Среди гробов опустошенья,
Безмолвия, оцепененья —
С кровавым, дерзостным челом
Насилие торжествовало
И, веселяся общим злом,
Себя хвалами величало,
Вещая: «Властвует судьба!
Она мне служит, как раба!»
Еще в Европе отдале́нной
Один народ благословенный
Главы под иго не склонял,
Хранил в душе простые нравы,
В войнах издре́вле побеждал,
Давал иным странам уставы,
Но сам жил только по своим…
Не славился богатством знаний,
Ни хитростию мудрований,
Умел наказывать врагов,
Являясь в дружестве правдивым;
Стоял за Русь, за прах отцов
И был без гордости счастливым;
Свободы ложной не искал,
Но всё имел, чего желал.
Уже тиран свирепым оком,
Влекомый к казни тайным роком,
Измерил путь в сию страну
И поднял для нее оковы:
Изрек погибель и войну.
Уже рабы его готовы
Последнюю из жертв заклать —
И началась святая рать…
Лежат храбрейшие рядами;
Поля усеяны костями;
Всё пламенем истреблено.
Не грады – только честь спасаем!..
О славное Бородино!
Тебя потомству оставляем
На память, что России сын
Стоит против двоих один!..
Москва! Прощаемся с тобою
И нашей собственной рукою
Тебя мы в пепел обратим!
Пылай: се пламя очищенья!
Мы землю с небом примирим.
Ты жертва общего спасенья!
В твоих развалинах найдет
Враг мира гроб своих побед.
Свершилось!.. Дымом омраченный,
Пустыней, пеплом окруженный,
Узрел он гибель пред собой.
Бежит!.. но Бог с седым Героем
Шлет казнь из тучи громовой:
Здесь воины блестящим строем,
Там ужасы зимы и глад
Его встречают и мертвят.
Как в безднах темной адской сени
Толпятся осужденных тени
Под свистом лютых эвменид,
Так сонмы сих непобедимых,
Едва имея жизни вид,
В страданиях неизъяснимых
Скитаются среди лесов;
Им пища – лед, им снег – покров.
В огонь ввергаются от хлада;
Себя терзают в муках глада:
Полмертвый мертвого грызет.
Стадами птицы плотоядны
Летят за ними с криком вслед;
За ними звери кровожадны,
Разинув челюсти, бегут
И члены падающих рвут.
О жертвы хищного злодейства!
Вы были радостью семейства;
Имели ближних и друзей, —
Почто вы гибели искали
В дали полуночных степей?
Мы вашей крови не жадали;
Но кто оковы нам несет,
Умрем – или он сам падет!..
Так все мы тишину встречаем,
Приветствуем душой, ласкаем
Изгнанницу столь многих лет!
Забудем зло, но, рассуждая,
Нас опыт к Мудрости ведет:
Из глубины веков блистая,
Как ясная умов заря,
Сия другиня алтаря
К нам ныне руку простирает —
Страстям велит молчать – вещает:
«Цари, народы! благо вам,
Десницей Вышнего спасенным!
Но клятва будущим война́м,
Безумцам, славой обольщенным!
Велик отец и друг людей,
Не гений зла, не муж кровей.
Кто следом Галлии тирана,
Путем насилия, обмана,
Для ада радостных побед,
Еще к бессмертью устремится?
Стократ он прежде смерть найдет.
Чем с ним победами сравнится, —
И сей Наполеон в пыли;
Живет теперь в позор земли,
Несчастный пьет стыда отраву!
Цари! всемирную державу
Оставьте Богу одному!
Залог, вам Небом поруче́нный,
Вы до́лжны возвратить ему
Не кровью слабых обагре́нный
Для умноженья областей,
Но с мирным счастием людей.
Не для войны живет властитель:
Он мира, целости хранитель.
Пусть каждый собственность блюдет
И чуждого да не коснется!
Тогда спокоен будет свет.
У диких кровь рекою льется:
Там воин – первый человек;
Но век ума – гражданский век.
Судить, давать, блюсти Законы,
С мечом в руке – для обороны
От чуждых и своих врагов —
Есть дело вышней царской власти.
Не будет праздных вам часов,
Пока, увы! пылают страсти.
Любите знаний тихий свет:
От них – Наполеона нет!..»
1814
Николай Михайлович Шатров
1767–1841
Пожар Москвы в 1812 году
Пою пожар Москвы несчастной!
Нагрянул новый Тамерлан
И бранью тяжкою, ужасной
Вломился в Кремль, как ураган;
И нет от сильных обороны;
Повсюду страх, повсюду стоны,
Здесь горький плач, там страшный бой,
Везде насильство, притесненье,
Везде убийство, истребленье,
Везде грабеж, везде разбой.
Летят под небом с воем, с блеском
По грозным тучам смерть и гром
И разливают пламень с треском
На каждый храм, на каждый дом.
Зияют страшные зарницы
Над высота́ми всей столицы,
И загорается Москва.
Дым черный стелется, клубится,
И се перестает светиться
Москвы блестящая глава.
Москва несчастная пылает,
Москва горит двенадцать дней;
Под шумным пламем истлевает
Несметное богатство в ней:
Все украшенья храмовы́е,
Сокровища их вековые,
Великолепия дворцов,
Чудесных редкостей собранья,
Все драгоценности ваянья,
Кистей искусных и резцов.
Еще двенадцать дней дымилась
Столица славы и отрад,
Пожара искра в пепле тлилась,
Курился нестерпимый смрад.
Повсюду ужасы встречались,
От гибели не исключались
Ни хижины, ни алтари;
От переулка до гульби́ща
Всё претворилось в пепелища,
В развалины и пустыри.
Всё истребилось, и сожглися
Гостиный двор и Арсенал,
Сам Кремль с Китаем сотряслися,
И сам Царь-колокол упал;
Взорвались башни, сокрушились,
Зубчаты стены развалились,
Скатилися с бойниц главы́;
Повсюду ужас, разрушенье,
