Бородинское поле. 1812 год в русской поэзии - [17]

Мечтою славы ослепленный,

Чтоб быть бессмертным, убивал!

Хотел всемирныя державы.

Лишь небо Богу уступал;

Топтал святейшие уставы;

Не скиптром правил, а мечом,

И был – державным палачом!

В чертогах, в хижинах стенали;

В венцах главы рабов сияли:

Престолы сделались стыдом.

Темнели разум, просвещенье:

Долг, совесть, честь казались сном.

Слабела вера в Провиденье:

«Где мститель? где любовь Отца?»

Грубели чувства и сердца.

Среди гробов опустошенья,

Безмолвия, оцепененья —

С кровавым, дерзостным челом

Насилие торжествовало

И, веселяся общим злом,

Себя хвалами величало,

Вещая: «Властвует судьба!

Она мне служит, как раба!»

Еще в Европе отдале́нной

Один народ благословенный

Главы под иго не склонял,

Хранил в душе простые нравы,

В войнах издре́вле побеждал,

Давал иным странам уставы,

Но сам жил только по своим…

Не славился богатством знаний,

Ни хитростию мудрований,

Умел наказывать врагов,

Являясь в дружестве правдивым;

Стоял за Русь, за прах отцов

И был без гордости счастливым;

Свободы ложной не искал,

Но всё имел, чего желал.

Уже тиран свирепым оком,

Влекомый к казни тайным роком,

Измерил путь в сию страну

И поднял для нее оковы:

Изрек погибель и войну.

Уже рабы его готовы

Последнюю из жертв заклать —

И началась святая рать…

Лежат храбрейшие рядами;

Поля усеяны костями;

Всё пламенем истреблено.

Не грады – только честь спасаем!..

О славное Бородино!

Тебя потомству оставляем

На память, что России сын

Стоит против двоих один!..

Москва! Прощаемся с тобою

И нашей собственной рукою

Тебя мы в пепел обратим!

Пылай: се пламя очищенья!

Мы землю с небом примирим.

Ты жертва общего спасенья!

В твоих развалинах найдет

Враг мира гроб своих побед.

Свершилось!.. Дымом омраченный,

Пустыней, пеплом окруженный,

Узрел он гибель пред собой.

Бежит!.. но Бог с седым Героем

Шлет казнь из тучи громовой:

Здесь воины блестящим строем,

Там ужасы зимы и глад

Его встречают и мертвят.

Как в безднах темной адской сени

Толпятся осужденных тени

Под свистом лютых эвменид,

Так сонмы сих непобедимых,

Едва имея жизни вид,

В страданиях неизъяснимых

Скитаются среди лесов;

Им пища – лед, им снег – покров.

В огонь ввергаются от хлада;

Себя терзают в муках глада:

Полмертвый мертвого грызет.

Стадами птицы плотоядны

Летят за ними с криком вслед;

За ними звери кровожадны,

Разинув челюсти, бегут

И члены падающих рвут.

О жертвы хищного злодейства!

Вы были радостью семейства;

Имели ближних и друзей, —

Почто вы гибели искали

В дали полуночных степей?

Мы вашей крови не жадали;

Но кто оковы нам несет,

Умрем – или он сам падет!..

Так все мы тишину встречаем,

Приветствуем душой, ласкаем

Изгнанницу столь многих лет!

Забудем зло, но, рассуждая,

Нас опыт к Мудрости ведет:

Из глубины веков блистая,

Как ясная умов заря,

Сия другиня алтаря

К нам ныне руку простирает —

Страстям велит молчать – вещает:

«Цари, народы! благо вам,

Десницей Вышнего спасенным!

Но клятва будущим война́м,

Безумцам, славой обольщенным!

Велик отец и друг людей,

Не гений зла, не муж кровей.

Кто следом Галлии тирана,

Путем насилия, обмана,

Для ада радостных побед,

Еще к бессмертью устремится?

Стократ он прежде смерть найдет.

Чем с ним победами сравнится, —

И сей Наполеон в пыли;

Живет теперь в позор земли,

Несчастный пьет стыда отраву!

Цари! всемирную державу

Оставьте Богу одному!

Залог, вам Небом поруче́нный,

Вы до́лжны возвратить ему

Не кровью слабых обагре́нный

Для умноженья областей,

Но с мирным счастием людей.

Не для войны живет властитель:

Он мира, целости хранитель.

Пусть каждый собственность блюдет

И чуждого да не коснется!

Тогда спокоен будет свет.

У диких кровь рекою льется:

Там воин – первый человек;

Но век ума – гражданский век.

Судить, давать, блюсти Законы,

С мечом в руке – для обороны

От чуждых и своих врагов —

Есть дело вышней царской власти.

Не будет праздных вам часов,

Пока, увы! пылают страсти.

Любите знаний тихий свет:

От них – Наполеона нет!..»

1814

Николай Михайлович Шатров 1767–1841

Пожар Москвы в 1812 году

Пою пожар Москвы несчастной!

Нагрянул новый Тамерлан

И бранью тяжкою, ужасной

Вломился в Кремль, как ураган;

И нет от сильных обороны;

Повсюду страх, повсюду стоны,

Здесь горький плач, там страшный бой,

Везде насильство, притесненье,

Везде убийство, истребленье,

Везде грабеж, везде разбой.

Летят под небом с воем, с блеском

По грозным тучам смерть и гром

И разливают пламень с треском

На каждый храм, на каждый дом.

Зияют страшные зарницы

Над высота́ми всей столицы,

И загорается Москва.

Дым черный стелется, клубится,

И се перестает светиться

Москвы блестящая глава.

Москва несчастная пылает,

Москва горит двенадцать дней;

Под шумным пламем истлевает

Несметное богатство в ней:

Все украшенья храмовы́е,

Сокровища их вековые,

Великолепия дворцов,

Чудесных редкостей собранья,

Все драгоценности ваянья,

Кистей искусных и резцов.

Еще двенадцать дней дымилась

Столица славы и отрад,

Пожара искра в пепле тлилась,

Курился нестерпимый смрад.

Повсюду ужасы встречались,

От гибели не исключались

Ни хижины, ни алтари;

От переулка до гульби́ща

Всё претворилось в пепелища,

В развалины и пустыри.

Всё истребилось, и сожглися

Гостиный двор и Арсенал,

Сам Кремль с Китаем сотряслися,

И сам Царь-колокол упал;

Взорвались башни, сокрушились,

Зубчаты стены развалились,

Скатилися с бойниц главы́;

Повсюду ужас, разрушенье,