Бородино - [16]
Как глубоко правдиво и проницательно это суждение человека, лишь случайно уцелевшего среди ужасов Багратионовых флешей, Семеновского и Утицы! Он ясно понял уже тогда, на месте еще не окончившегося побоища, что после таких потерь у неприятеля быть победы не может никак, т. е. настоящей победы, той, за которой он гнался два с половиной месяца от Немана до Шевардина.
После гибели Багратиона в командование силами 2-й армии вступил Коновницын, который и отвел войска к деревне Семеновской. Французы заняли флеши и стали укрепляться в них. Коновницын мог бы возобновить борьбу, прося только нужных подкреплений. Но, как сказано, Кутузов не считал нужным удовлетворить явственное стремление неприятеля разыгрывать здесь «генеральную битву» и не только отказал Коновницыну, но и назначил вместо него командиром осиротевшей 2-й армии Александра Вюртембергского. Александр Вюртембергский поддержал просьбу Коновницына. Тогда Кутузов немедленно заменил и его и приказал Дохтурову принять командование над всеми силами тяжко раненного и унесенного с поля битвы Багратиона. Кутузов предвидел то, что упускали из вида многие, даже очень талантливые и доблестные генералы, вроде любимца Кутузова - Коновницына, которым гордилась русская армия («Коновницын, ратных честь!»). Старый главнокомандующий ожидал того, что и случилось: после овладения флешами Наполеон уже наметил новое направление главного удара или, точнее, усиление уже с утра происходивших атак на позиции центра русской армии.
Густая масса французских войск получила новое задание: овладеть Курганной высотой, разгромив стоящую там батарею Раевского и стоявшие около нее войска.
Вокруг Курганной высоты разыгрался второй основной акт великого столкновения, которое сначала наполеоновские бюллетени, а затем французские историки как старые, так и новые называют «Бородинской победой», но которое было на самом деле, со всякой сколько-нибудь беспристрастно взвешивающей события точки зрения, подвигом русских вооруженных сил, отнявших у Наполеона то, чем он всегда больше всего дорожил,- стратегическую инициативу, а у его армии былую мощь, которой она еще обладала в значительной степени перед Бородинским сражением,- мощь материальную и моральную. Первым актом наполеоновской трагедии, разыгравшейся на полях Бородина, была кровавая борьба за Багратионовы флеши и за Семеновское, вторым - борьба за Курганную высоту. Если французам (в том числе и последнему по времени из них Луи Мадлэну) угодно называть победой событие, очень приблизившее французскую армию и французскую империю к пропасти, куда они и свалились,- пусть его так называют вопреки очевидности и здравому смыслу. Для русского народа и для русской истории, воссоздавшей его прошлое, Бородино навсегда останется великим торжеством могучего самоотверженного героизма русской армии, русского военного искусства и народного несокрушимого, гордого самосознания. Первым актом великой исторической трагедии, принесшей России такую немеркнущую славу, а напавшему на нее агрессору - в близком будущем такую страшную гибель, была борьба за флеши, вторым - бои на Курганной высоте. Дорого, неимоверно дорого запатили Наполеон и Франция за обладание в течение меньше чем одних суток этими двумя местами…
Войска после ранения Багратиона отведены были Коновницыным от флешей в полном боевом порядке.
Один из главных просчетов Наполеона в течение Бородинского сражения заключался в том, что он явно считал после исчезновения Багратиона и последовавшего отхода русских сил от флешей дело на левом фланге ликвидированным. А на самом деле оно только вступало в новый фазис.
Было уже около часа дня, когда русские возобновили у Семеновских высот бой «страшным громом артиллерии». С обеих сторон гремело до 700 орудий. Вот показания непосредственного участника этого фазиса новой схватки на левом фланге: «Эта поражающая сцена представила новый пир смерти; трупы падали и покрывали прежние жертвы… Русские стройно и мужественно удерживали порядок и свои места; не раз редели колонны наступавших от картечь и пуль, а бесстрашные из них падали от русских штыков!.. Русские полки тоже много теряли своих храбрых, но за всем тем линии их были в грозном положении. Генерал Дохтуров, предводительствуя ими против громадных масс наступавшего неприятеля, исполнил с твердостию и достоинством возложенное на него доверие в столь важном деле; он являлся повсюду, где только была опасность, и войска мужественно удерживали свои места.- Под ним одна лошадь убита, другая ранена. Наполеон долго колебался затруднительным положением от неудавшихся покушений сломить наши линии…»>24. Мюрат, король неаполитанский, еще более усердно и неотступно, чем он это делал вместе с Даву и с маршалом Неем в утренние часы перед Багратионовыми флешами, умолял императора двинуть, наконец, гвардию. И Наполеон уже не отвергал эти просьбы с прежней решительностью и нетерпением, он раздумывал и колебался. Но вдруг примчались адъютанты, привезшие совсем неожиданную весть: русская конница появилась у расположения гвардейских полков и атаковала тылы французской армии! Наполеон снова - не в первый и не в последний раз - убедился, что его «перехитрил» тот противник, о котором Суворов говаривал: «Умен, умен! Хитер, хитер!» Не в «хитрости» было дело, а в том, что своим воинским гением, своим проницательным пониманием натуры врага Кутузов учуял, что происходит в эти минуты в уме противника, и решил, что настал момент для смелой и внезапной диверсии.
