Борн - [19]

– Ой-ей! – воскликнул он, совершенно упустивший это обстоятельство.

В те дни он использовал это «ой-ей» всегда, когда понимал, что совершил глупость. А может быть, еще пытался потихоньку вредничать, исследуя понятие «упрямство» в полевых, как говорится, условиях, причем делая это совершенно очаровательно.

Трансформация заняла какие-то секунды. Почти все его глаза исчезли, осталась всего одна пара в нужном месте, – и, конечно же, серые! – вырос нос, похожий на головку ящерицы, которую Борн слопал несколько часов назад, и возник рот с идиотской улыбкой. И вот, передо мной стояло это великолепие – со шляпой на голове. В черном вечернем платье. И в ботинках.

Он выглядел таким серьезным, что захотелось обнять его от умиления. Мне и в голову не приходило, какой подарок я ему сделала. Просто не понимала, какой еще метод маскировки можно было применить.

Мы вышли на балкон. Борн притворился, что не видит сквозь солнечные очки и снял их. Его рот раскрылся, изобразив искренне удивленное «О».

– Это прекрасно! – провозгласил он. – Прекрасно, прекрасно, прекрасно…

Еще одно новое слово.

Действительно, гибельный пейзаж, с которым я так и не сумела свыкнуться, был прекрасен. Прежде я никогда не замечала этой красоты. В странных аквамариновых сумерках река внизу переливалась лавандой, золотом и апельсином меж бесчисленными каменными островками, поросшими причудливыми деревьями… Река была волшебна. Балконные Утесы в предвечернем свете приобрели глубокий насыщенный оттенок, почти черный… нет, почти синий… нет, цвета колеблющихся теней, густых и прохладных.

Борн не подозревал, что все это несло смерть, было отравлено и отвратительно. А может быть, для него оно не было таким? И он мог поплавать в реке и вылезти оттуда целым и невредимым? Наверное, тогда-то я и поняла, что полюбила его. Борн смотрел на мир не так, как я. Он не видел ловушек. Он заставил меня переосмыслить значение таких простых слов, как «отвратительный» и «прекрасный».

И я решила пожертвовать своей безопасностью ради чего-то иного. Именно в тот момент. Не важно, что случилось после, я перешла в новое состояние, и отныне вопрос был не в том, кому могу доверять я, а в том, кто может доверять мне.

Часть 2

Как все прошло и что случилось после

Впервые я увидела Морда сумеречным вечером за шесть лет до того, как нашла Борна. В тот день мне не попалось ничего, кроме вонючей шевелящейся груды мяса, дергающейся у приоткрытой ливневки. Ловушку я распознала с первого взгляда. Пометила место мелом, чтобы не забыть, и потопала дальше на запад, к остаткам забытого шоссе, покрытого лишайником и заваленного ржавьем вперемешку с костями: зелено-рыже-белый узор, казавшийся искусственным. Лишайники, правда, были дрянными, иначе я собрала бы немного.

Из-за высокого содержания химических реагентов в воздухе городской закат будоражил душу, даже если вы были смертельно измучены, растеряны или вам просто было не до поэзии. Оранжево-желтые слои переплавлялись в пурпурно-синие. Я проверила северное и южное направления. Никого. Набрела на выцветший шезлонг, уселась и принялась грызть отдававшие затхлым крекеры, найденные накануне. Смотрела на заходящее солнце, и мой желудок сжимался, превращаясь в болезненный ком.

Целый день я проползала в туннелях полузаброшенной промзоны. Я устала, была грязной, от меня воняло. Несмотря на все предосторожности, меня мог заметить кто угодно. И напасть. Мне это было уже безразлично. Иногда приходилось давать слабину, иначе вы рисковали позабыть, как это делается, а я уже достигла предела выносливости на этой неделе. Мясо, щедро подложенное в качестве приманки в ловушку, установленную психом, каннибалом или еще каким извращенцем, окончательно меня доконало.

Морд взмыл в небо из-за группы домов прямо передо мной. Сначала он был похож на огромный, темно-коричневый кособокий шар на фоне оранжевого солнца. На какой-то миг мне померещилось, что это – затмение или химический выброс, предвещающий скорую смерть. Однако «затмение» резво двинулось в мою сторону, закрыв собой солнце и небеса. Тогда-то я разглядела громадную косматую башку во всех подробностях.

Я не могла сдвинуться с места. Понимала, что должна бежать, и не могла. Надо было рвануть в ближайший дренажный туннель, но я не двигалась. Словно прилипла к шезлонгу, с крекером, торчащим изо рта, и смотрела, как меня накрывает тень Бегемота.

В те времена Морд был помельче и продолжал жить в здании Компании. Когда он проплывал надо мной живым дредноутом, его золотисто-коричневая шерсть выглядела шелковистой, чистенькой и пахла так, будто толпа прислужников расчесывала и холила ее с утра до ночи.

Огромные глаза были яркими, любопытными, человеческими, а не налитыми кровью, вылезшими из орбит буркалами, какими они стали позже. В идеальной белизне его клыков чувствовалась не кровавая угроза, а быстрая и чистая смерть. Он наслаждался ветерком, перебирающим его мех.

Я не в состоянии была вполне объяснить впечатление, которое Морд оказал на меня в тот момент. Величественная голова склонилась, взгляд, в котором крылось что-то вроде потаенной насмешки, скользнул по мне, от шерсти, оказавшейся всего в двух футах над моей головой, пахло жасмином… Я же смотрела, как колоссальный зверь проплывал мимо и едва сдерживалась, чтобы не протянуть руку и не погладить его.