Борька, я и невидимка - [3]

Я спросил:

—  А зачем?

—  А затем, что вы не ведете никакой работы и мне из-за вас влетело.

—  А зачем вести работу?

—  Потому что вы пионеры.

—  А зачем мы пионеры?

—  Ты что, ненормальный? — сказал Владик.

А я снова сказал:

—  Зачем ненормальный?

Я уж знаю: если все время задавать один и тот же вопрос, то можно разозлить любого человека. Вообще-то Владик — ничего, но мне просто интересно, что я могу разозлить кого хочешь.

Владик, конечно, разозлился.

—  Тебя, Шмель, — сказал он, — сегодня опять выгнали из класса, можешь и сейчас уходить.

—  Могу? — спросил я.

—  Можешь!

—  А остаться могу?

—  Как хочешь.

—  А уйти тоже могу? — снова спросил я.

Тут Владик покраснел. Он сжал кулаки. И ребята перестали смеяться. Ну, и я замолчал.

—  Так, значит, ребята, — сказал Владик, — нужно чего-нибудь придумать. А то у вас пионерская работа отстает. Я, как вожатый, за вас отвечаю, а у меня и без вас дел хватает. Даже сегодня — соревнование. Давайте думать быстрее.

Ребята помолчали, помолчали, потом Алик Летицкий предложил:

—  Давайте бумагу собирать.

—  Нет, лучше железо, — сказал Мишка Летицкий.

Алик и Мишка — близнецы. Они просто терпеть не могут, что похожи друг на друга. Им надоело, что их все время путают. Поэтому они всегда спорят и даже в школу ходят по разным улицам.

Владик обрадовался:

—  Очень хорошо. Давайте — бумагу. Знаете, сколько из нее тетрадей можно сделать?

—  Лучше железо. Бумагу уже собирали, — возразил Мишка.

—  Железо тоже хорошо, — согласился Владик. — Стране очень нужно железо. Вот… А у меня сегодня соревнование. Давайте решать быстрее. Все равно собирать чего-нибудь нужно.

—  А ты лучше помолчи, — повернулся Мишка к Алику. — Железо тоже собирали.

—  Не стоит спорить, ребята, — сказал Владик. Он все время бегал вдоль доски и поглядывал на часы. — Какая разница, чего собирать? Пускай половина собирает бумагу, половина — железо. А потом подведем итоги. Договорились?

Я сидел и думал: ничего мы не договорились. Мне-то все равно: хоть железо, хоть бумагу, хоть Исаакиевский собор. Конечно, потом ребята будут говорить, что я не активный. А учителя говорят, что я даже слишком активный. Тут не разберешь. Если все пойдут — и я пойду. А не пойдут — и я не пойду. Или можно еще так: все пойдут, а я — нет. Или так: все — нет, а я пойду.

В общем, пока я думал, встал Борька Таланов.

—  Знаешь, Владик, — сказал Борька, — а может, лучше сделать антенну?

—  Какую антенну?

—  Такую… Телевизионную, направленную. Чтобы можно было принимать разные города. Москву, например, или Киев…

—  И Африку? — спросила Вика Данилова.

—  Африку — не знаю. А Лондон или Париж — может быть. Я читал, что даже на обыкновенной принимают. Случайно. Только антенна должна быть специальная… — начал было Борька, но Владик его перебил:

—  Вот и хорошо, Боря. Здорово придумал! Насчет Парижа вы тут сами разберетесь. А я побегу. Только вы мне потом покажите, когда сделаете. Ладно? — И Владик убежал.

Ребята обступили Борьку:

—  А как ее сделать?

—  А где ее поставить?

Они спрашивали, а Борька рассказывал, что антенна должна быть в несколько рядов, большой высоты, вращающейся. И чтоб моторчиком можно было управлять из комнаты…

Все думают, что мы с Борькой друзья. А я не знаю — друзья или нет. Мы с Борькой никогда не ссоримся надолго. Я не могу долго сердиться, а Борька не любит драться. Я тоже не люблю драться, но зато могу разозлить кого угодно. А Борька не любит злиться. Вот я и не знаю — друзья мы или нет. По крайней мере, целоваться я с ним не буду, хоть он и живет на моей лестнице и все время строит какие-то приемники. Даже наоборот, мне стало обидно, что он раньше ничего не говорил про антенну. Я протиснулся к Борьке и сказал:

—  Борька, ты все знаешь, да? И про антенну… И еще, может быть, про Снежного человека… Или про Марс… А когда на балконе ходят, знаешь?

Борька засмеялся.

—  Когда ходят, тогда и ходят. Отвяжись, Костя.

—  Нет, ты ответь.

—  На бал кони никогда не ходят, — сказал Борька и принялся дорисовывать свою антенну.

А Вика Данилова посмотрела на меня, как на чучело, и сказала:

—  Старо. Это еще из второго класса. Ты, Шмель, придуман чего-нибудь поумнее.

—  Могу и умнее, — ответил я. — Ты дура и староста — вот тебе и поумнее.

—  А ты хулиган!

Ребята захохотали. Они уже не глядели на Борькину бумажку, а глядели на меня и ждали, чего я отвечу. Я сказал:

—  Африканская принцесса.

А Вика мне:

—  Шмель несчастный!

А я Вике:

—  Почему несчастный?

—  Потому что клоун.

—  А почему клоун?

—  Потому что потому.

—  А почему потому что потому?

Чем больше я спрашивал, тем громче хохотали ребята и сильнее злилась Вика. И все забыли про Борьку и про его парижскую антенну. А я все спрашивал. Но когда я снова взглянул на Борькину парту, то его уже не было в классе.

А Вика побежала за ним.

Снег идет…

С утра падал снег — легкий, чистый. В белые береты оделись фонари. На пиках чугунных решеток выросли белые наконечники. Снег падал на мостовые, на тротуары. Дворники, воюя с зимой, безжалостно сгребали его в люки, и это было даже обидно, потому что от снега город становился светлее и лучше, а прохожие — добрее.

Только крылатые львы на мосту через канал стали еще угрюмее. Им было холодно под снежными попонами. Но они не смели пошевельнуться, они сжимали зубами цепи, на которых держался мост.