Борисов-Мусатов - [5]
Старик покорно умолк, но внутри все в нем кричало жалким криком последнего бесполезного негодования: «Нет, времена!.. Нет, нравы! Истинно светопреставление! Куда ни повернись — так и раздирает всю твою чувственность! Дети выросли холодные эгоисты: Григорий еще молод, а уж генерал в отставке, как и старик отец. Отцовские деньги выцыганил и сам промотался, потеряв имение. С ума совсем спятил от роковой любви, черной тоски и безделья… Алексей — чересчур легок, порхаючи все по парижам, женился без отцова благословенья — насилу простил!.. Варвара — Бог с ней, с этой родней. У дела лишь Александр да Наташа, первый — тайный советник, сенатор. Другая — за своим молодцом Трироговым. Да что им всем до него, старика!.. От прочей же родни, кроме сраму и скандалезу, ничего не приобретешь! И народ пошел во всех слоях продувной. Повсюду „прогресс“, „эмансипация“ да нигилисты, у которых нет ни отца, ни матери и никакого родства… Да и чего хотеть от нигилистов — знатности нет, государственных заслуг не бывало, богатства — дай Бог не умереть с голоду, и потому они проповедуют равенство по человечеству. А во главе их — бесштанные студенты, безнравственные женщины и такие же девицы!..»
Его превосходительство не изволили заметить, как раздраженные — наконец-то! — нервы заставили его с хрипотцой выкрикнуть последние слова. И усевшийся вновь за чтение Эльпидифор удивленно оторвался от журнала. Старик вернулся к жизни.
Словно светлый тополиный пух взлетает и вьется в черноте закрытого зрака, бесконечно вытягивается, превращаясь в белесую кудель. А уж та, видать, связует разные времена, и из мотков этих светлых нитей встают образы отжитого…
Скоро триста лет, как делят московские дворяне Шахматовы с городом Саратовом его пеплом, рыбой да порохом пропахшую судьбу. Особой знатностью не отмечены, отличные лишь заслугами перед Отечеством, цепко держат Шахматовы свою родовую память. Переносил Саратов с левого берега на правый, защищал его от «разоренья, грабежа, потрав и обид калмыцких», отстраивал город, сожженный крымскими татарами да воровскими казаками, пращур старика генерала Тихон Федорович, голова саратовских стрельцов. Большими землями, покосами и ловлями жалован был Тихон «за многие его службы и взятие многие языки, и за отбой, и за русский полон, и за смерть, и за кровь, и за полонное терпение родителей ево…». Под пушечные залпы опущено тело Тихона под левым приделом красного Троицкого собора…
Сменилось два поколения, и вновь огнем и смутой охватило край. Погиб другой предок — внук Тихона, Артамон Лукич. О семейных же драмах Шахматовых пелись в народе песни. Живым нравом и строптивостью отличались многие из их рода.
Средь старых купчих и челобитных, владенных выписей и указов, полюбовных румбических сказок, синодиков и приходо-расходных книг лежали в семейном архиве бумаги, могшие при случае рассказать, что и он, Алексей Александров сын Шахматов, молод был, как и все. По окончании Морского кадетского корпуса — гардемарин. После десяти лет кампаний и морских переходов — капитан-лейтенант. А выйдя в отставку, за пятнадцать лет беспорочной службы в департаменте разных податей и сборов дошел он до генеральского чина действительного статского советника.
Грянула Крымская война. «По чувству дворянина» отказался Шахматов от получения пенсиона на все время войны и сам с тремя сыновьями стал в ряды войска, попросив определить его вновь по морскому ведомству. Но отхлынул девятый вал севастопольской военной катастрофы, и на сырой, непросохшей земле, среди всплывшей, вверх дном перевернутой старой рухляди стали пробиваться ростки жизни, до обидного непонятной… Обострялся разлад с детьми-наследниками. Расползался по швам старый дворянский семейный уклад. И, не доверяя более собственным детям, составил старик специальную бумагу, в ней же противоположил устаревшие свои идеалы семейной гармонии — нынешнему «прогрессу с его разъединяющим эгоизмом». Назначил сумму выплат на пожизненное свое содержание, оставив за собой из имений одну Губаревку — любимую, уютную «Губаревочку»…
И пришла последняя, давно подбиравшаяся беда: слепота, еще больше утверждавшая в мысли о своей заброшенности и ненужности. Вот тут-то, на самом что ни на есть «закате своего солнца», вполне оценил старик Шахматов не связанную ни с наследственными разделами, ни с долговыми тяжбами, ни с генеалогическими разбирательствами привязанность одной молодой души.
Думал, притихнув в креслах, и Эльпидифор, думал о своем, не больно уходя по молодости лет в воспоминания… По правде говоря, помянуть житье-бытье со старым барином было чем.
Семь лет назад, как была объявлена «воля», затосковали господа по былой верности своей дворни. «Дворовые люди вообще скверно служат по случаю эмансипации», — завздыхала Варвара Петровна в письмах к мужу. И сам старик Шахматов нет-нет да костерил эмансипацию, ведь развивающаяся болезнь глаз превращала в беспомощного младенца, а ездить одному на лечение и далеко и долго… И то ли так зорко в поисках себе надежной опоры всмотрелся напоследок барин в «людей», живущих по поместьям, то ли встречная расторопность бывшего его крепостного Бориса Мусатова помогла делу, но слуга-помощник был вскорости найден. И оказался им он, Борисов сын Эльпидифор, тогда еще малый лет шестнадцати…
М.В. Ломоносов, как великий ученый-энциклопедист, прекрасно понимал, какую роль в развитии русской культуры играет изобразительное искусство. Из всех его видов и жанров на первый план он выдвигал монументальное искусство мозаики. В мозаике его привлекала возможность передать кубиками из смальты тончайшие оттенки цветов.До сих пор не оценена должным образом роль Ломоносова в зарождении русской исторической картины. Он впервые дал ряд замечательных сюжетов и описаний композиций из истории своей родины, значительных по своему содержанию, охарактеризовал их цветовое решение.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
Кто такие чудаки и оригиналы? Странные, самобытные, не похожие на других люди. Говорят, они украшают нашу жизнь, открывают новые горизонты. Как, например, библиотекарь Румянцевского музея Николай Федоров с его принципом «Жить нужно не для себя (эгоизм), не для других (альтруизм), а со всеми и для всех» и несбыточным идеалом воскрешения всех былых поколений… А знаменитый доктор Федор Гааз, лечивший тысячи москвичей бесплатно, делился с ними своими деньгами. Поистине чудны, а не чудны их дела и поступки!В книге главное внимание уделено неординарным личностям, часто нелепым и смешным, но не глупым и не пошлым.
В книге Рудольфа Баландина читатель найдет увлекательные рассказы о странностях в жизни знаменитых интеллектуалов от Средневековья до современности. Герои книги – люди, которым мы обязаны выдающимися открытиями и техническими изобретениями. Их гениальные мысли становились двигателем человеческой цивилизации на протяжении веков. Но гении, как и обычные люди, обладают не только достоинствами, но и недостатками. Автор предлагает ответ на вопрос: не способствовало ли отклонение от нормы, пусть даже в сторону патологии, появлению нетривиальных мыслей, решений научных и технических задач?
В книге собраны очерки об Институте географии РАН – его некоторых отделах и лабораториях, экспедициях, сотрудниках. Они не представляют собой систематическое изложение истории Института. Их цель – рассказать читателям, особенно молодым, о ценных, на наш взгляд, элементах институтского нематериального наследия: об исследовательских установках и побуждениях, стиле работы, деталях быта, характере отношений, об атмосфере, присущей академическому научному сообществу, частью которого Институт является.Очерки сгруппированы в три раздела.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.