Борис Сичкин: Я – Буба Касторский - [16]
Вы понимаете, он всю дорогу ехал, не проронив ни слова, но с ужасным испугом, лишь когда мы остановились, Боря в своем стиле и выдал. Больше никогда такого ужаса на лице Сичкина я, к счастью, не видел. Видимо, тогда Боря действительно очень сильно боялся, но не подал виду перед пацанами молодыми да перед девчонкой. Нам было тогда и смешно, и жалко Борю одновременно.
Даже в таких опасных ситуациях ему не изменяло чувство юмора. Потом, когда он уже уехал за границу, Боря кому-то из своих друзей прислал письмо следующего содержания: “Живем мы здесь, конечно, неплохо, хотя на еду денег не совсем хватает, и я в последнее время очень сожалею о том, что не взял из Союза с собой жидкого асфальта! Ведь он мне здесь так сильно “необходим”, как всё то г… но, которая набрала с собой моя жена”.
Боря сам потом мне рассказывал, что, вместо того чтобы тащить с собой из СССР всякую ерунду, как его жена Галя, он взял лишь один фотоаппарат, продал его, и они смогли на эти деньги жить целый месяц! А Галя повезла с собой какие-то кастрюли, сковородки и т. д. Поэтому Боря с иронией, присущей только ему, и написал такое веселое письмо.
Данька и Буба.
Кадр из фильма «Неуловимые мстители»
Так уж сложилось, что Боря проникся именно ко мне всей душой. Может, потому что я был старше других ребят, может, еще почему-то, но из всей нашей четверки “неуловимых” потом на творческие встречи по городам и весям ездил лишь я, ну и, конечно, Боря.
Но с Борей мы ездили лишь по СССР, а вот за границу, например в Болгарию, его не пустили. Боря был невыездной. Тогда по идеологии коммунистической партии любой выезжающий за границу должен был быть морально устойчив, образован, ну и пятый пункт должен был быть в порядке. Кстати, в Болгарию также не поехал и Васька Васильев, потому что у него было всего три класса образования. А Боря, видимо, из-за пятого пункта. Кстати, по той же причине был невыездным и Савелий Крамаров, который тоже снимался в “Неуловимых”. А чуть позже к списку невыездных – Сичкину, Крамарову и Васильеву – прибавился и наш режиссер Эдмонд Кеосаян.
Данька. «Неуловимые мстители»
Мы были как-то в Венгрии с творческими выступлениями, и в гостинице Кеосаян подрался с портье. Это был какой-то бывший эсэсовец и ненавидел нас. Он делал вид, что не понимает, и постоянно подсовывал Кеосаяну записочки, чтобы он написал свой номер комнаты и т. д. Хотя этот портье великолепно и сам знал русский язык. Однажды Кеосаян не выдержал – набросился на него с кулаками и выдал матом попутно такое, что тот сразу выдал ему ключи. На другой день к Кеосаяну приехали товарищи из нашего посольства, принесли билет и сообщили, что он должен в срочном порядке покинуть Венгрию. Кто-то быстренько успел стукнуть куда следует об этом конфликте. С той поры и Кеосаян стал невыездным.
Однажды после очередной съемки “Неуловимых” Боря Сичкин сказал: “Вить, давай заедем ко мне домой (работа тогда шла в Москве на киностудии), хочу познакомить тебя с моим сыном-разгильдяем”. Я спрашиваю: “Боря, а почему ты его разгильдяем называешь?” – “Ты понимаешь, Витька, он учится в консерватории, играет на фортепиано, курит сигарету и прямо о фортепиано ее тушит! Вот такой он разгильдяй, Витя!” Пришли к Боре домой, и я вижу такого полненького, кругленького мальчишку-еврейчика, совершенно безобидного и добродушного. Боря говорит ему: “Ну, Емеля, давай сыграй-ка что-нибудь дяде Вите”. Мне тогда было уже 18 лет, а Емеле лет 13. Он что-то такое сыграл на рояле, причем сыграл совершенно великолепно! Кстати, рояль был единственным предметом мебели, который стоял в одной большой комнате. Боря тогда жил на Садовом кольце, почти напротив центральной ГАИ, у него была большая однокомнатная квартира.
В тот день я впервые попал домой к Сичкину. Запомнилось, что жила его семья очень скромно. Чистоты и порядка дома у Бори тоже особо не наблюдалось, потому что Галя попросту забывала об этом.
Она часто болела, и ей периодически приходилось лечиться, лежать в разных стационарах. Да и общался, по словам Бори, он с женой не очень-то хорошо, но так как они являлись мужем и женой, то жили всю жизнь вместе.
Вспоминается мне такой момент со съемок “Неуловимых”. Фильм считался первым, так сказать, трюковым кино в СССР, где трюков было достаточно много, и их исполняли сами артисты, то есть мы. Если вы заметили, у Сичкина-Бубы штаны были сильно в обтяжку, клетчатые такие брючки. Дело в том, что Боря был очень крепким физически человеком и фигура соответственная. У него и руки, и ноги были очень мощные, и подобрать на него удалось лишь ту одежду, которую вы впоследствии и увидели в кино.
Снимали сцену в трактире, где главные герои сначала спаивают бандитов, а потом врываются к ним. Там же оказывается и Буба Касторский, который начинает активно помогать нам, оглушая бандитов ударами гитары. Был момент, когда Боря бил бандита не гитарой, а кулаком по голове. Роль этого бурнаша играл каскадер очень крупный, высокого роста и атлетического телосложения. Ему под папаху вставляли специальную свинцовую прокладку, чтобы голова была защищена. И вот лежат все поверженные враги на полу, Буба поет “Очи черные”, этот бандит приподнимается, и Буба его оглушает новым ударом. Дублей было много, и свинцовую прокладку подложили не зря, потому каскадер говорил: “У Сичкина очень тяжелая рука, и бьет он больно”. Отсняли финальный дубль, все валявшиеся на полу артисты поднялись, а тот “бандит” так и остался лежать на полу! Заметили это не сразу, но когда поняли, что с каскадером что-то не в порядке, перепугались не на шутку, и больше всех сам Боря. Ведь именно он оглушил кулаком артиста-каскадера. Все склонились над жертвой, снимают с него папаху, а он лежит без сознания! Сила удара Бори Сичкина повергла киношного врага не в шутку а всерьез. Человека пришлось приводить в чувство с помощью нашатыря! Когда уже этот громила-каскадер пришел в сознание, Боря, как бы оправдываясь, объяснял: “Я же знал, что там защита под шапкой, я лишь хотел достоверно сыграть…”
