Борис Пастернак - [20]
Иными словами, Пастернак, признавая эволюцию искусства к чему-то вроде реалистического популизма, отказывается отрицать царственную независимость творца, которого никакие политические инструкции не заставят изменить своей идее или своему стилю. При любой диктатуре существуют разные уровни повиновения приказам властей: на одном полюсе — возможность принять указания пассивно, молчаливо, на другом — заявленное публично согласие принять их, более того — пропаганда, устная и письменная. Пастернак выбрал для себя место посередине, он полагает, что таким путем уменьшит подозрительность власти по отношению к своим произведениям — чересчур эксцентричным по форме и в явно недостаточной степени соответствующим условиям по существу.
Тем временем обозначились кое-какие, пока очень легкие, улучшения в повседневном существовании городов и деревень, где уже не тряслись от страха, ожидая очередного голода. Союз писателей даже приступил к строительству дома, предназначенного исключительно для тех, кто вступил в это сообщество творцов. Пастернак немедленно попросил дать ему квартиру в этом благословенном Богом доме, потому что, как он написал в официальном заявлении: «Отовсюду обложен звуками, сосредоточиться удается лишь временами в результате крайнего, сублимированного отчаяния, похожего на самозабвенье…»
Увы! Несмотря на многочисленные ходатайства, он не будет удостоен милости проживать в Доме писателей. Хотя отношения с женой, Женей, к этому времени существенно охладились, Борис мысленно упрекает ее в том, что она больше не поддерживает его в минуты горестей и разочарований, не протягивает руку в беде. Ему кажется, что она просто не сумела помочь, когда он пытался получить квартиру в Доме писателей.
Чтобы утешиться после неприятностей, Пастернак решает отправиться всей семьей под Киев, где он снял заранее дом в деревне. Они едут туда одновременно с друзьями: пианистом Генрихом Нейгаузом и его женой Зиной. И внезапно дачная жизнь, от которой он ничего не ждал, кроме обычных сельских радостей, становится для него временем открытий. Вместе с родителями в деревню приехали дети Нейгаузов, и весь этот юный и не очень юный народ изменил привычную атмосферу «лета на даче», превратив ее в атмосферу веселья, ежедневных сюрпризов, музыки, игр — и все это кружило Борису голову. С каждым днем он, сохраняя в душе «законную» нежность к супруге, все больше скучал рядом с нею, и ему казалось, будто он попросту теряет время, пытаясь заинтересовать Женю какими-то иными проблемами, помимо материальных. Иногда она виделась Борису совершенно чужим человеком, как будто они не прожили больше восьми лет под одной крышей. С каждым днем она все больше отдалялась от Бориса, все сильнее сближаясь с их семилетним сыном Евгением, которого мать обожала. Но ради чего — чтобы угодить мужу или чтобы угодить ребенку — Женя согласилась на слияние с семьей Нейгаузов?
Центром, к которому стремились, вокруг которого собирался дружеский союз, была, бесспорно, красавица Зина, жена пианиста Генриха Нейгауза Сияющая брюнетка с изящно вылепленным лицом, с огромными глазами темно-карего цвета. Живописец Роберт Фальк писал, что никогда не забудет, как была хороша тогда Зина с этой ее посадкой головы, с этим ее профилем. Да и сам Пастернак описывает Зинаиду в послесловии к книге «Охранная грамота» как едва ли не сверхъестественное виде́ние: «Освещенная извне улыбкой, она очень напоминала один из женских портретов Гирландайо. Тогда в ее лице хотелось купаться. <…> И ей нужно что бы то ни было на земле гораздо меньше, чем сама она нужна земле, потому что это сама женственность, грубым куском небьющейся гордости целиком вынутая из каменоломен творенья»[66].
А что больше всего очаровывало Пастернака в Зинаиде — то, что она пленяла, не желая никого пленить. Осматриваясь, Борис замечал, что собственная жена кажется ему все более обычной, все более разочаровывающей взгляд. Он вдруг ощутил, что уклонился от правильного пути, связав свою жизнь с Евгенией, стал бояться, что гнет этой ошибки молодости ему придется испытывать до конца своих дней. Есть ли еще время все исправить? Ему надо было привести свои мысли и чувства в равновесие, и ради этого он согласился принять участие в организованной «Новым миром» и «Известиями» поездке группы писателей. Целью затевавшейся экспедиции было воспеть в прессе чудо, свершившееся на уральских рудниках благодаря пятилетнему плану, который, как говорилось, перевернет всю мировую экономику снизу доверху.
Вернувшись из этой увлекательной, но отобравшей много сил поездки, Пастернак вместе с женой тут же отправляется в другое путешествие. На этот раз — в Тифлис, столицу Грузии. Здесь семья поэта Тициана Табидзе предложила ему стол и кров… и здесь он снова увидел Зину Нейгауз.
Эта встреча оказалась решающей, новая любовь победила. Еще до того у Евгении состоялось бурное объяснение с мужем: она не могла смириться с увлечением Бориса другой женщиной. Напрасно он заверял, что Зинаида Нейгауз для него всего лишь милый сердцу друг, Женя давно догадалась об истинной подоплеке этой дружбы. И, взяв с собой сына, уехала в Германию, к родителям мужа. Старшие Пастернаки рады были принять их, жалели невестку, но особенно не надеялись на примирение супругов. А сам Пастернак, от души радуясь неизбежному разрыву и наслаждаясь одиночеством, тем не менее чувствовал тяжкую вину: ведь он сам спровоцировал этот разрыв.
