Борис Парамонов на радио "Свобода" 2010 - [42]
Диктор: “Серые глаза адвоката старались не смеяться, но они прыгали от неудержимой радости, и Алексей Александрович видел, что тут была не одна радость человека, получающего выгодный заказ, - тут было торжество и восторг, был блеск, похожий на тот зловещий блеск, который он видел в глазах жены”.
Борис Парамонов: Но сказать такое – значит сказать о Толстом только половину правды. Есть и другая половина – Толстой-моралист, проповедник, Толстой – христианин своеобразно протестантского толка. И в “Анне Карениной” Толстой как раз и раздвоился на эти две половины. Вспомним еще одного важного героя “Анны Карениной” - Константина Лёвина. Если Анна – Толстой, каким он родился, то Лёвин – каким хотел стать. И борьба этих двух начал в Толстом – языческо-природной стихии и сурового морального ригоризма - составляет содержание его великой жизни и великой его книги “Анна Каренина”.
Лёвин – это Толстой-проповедник, моралист и социальный критик, но Анна – это Толстой во все блеске его гениально-языческого дарования. Нельзя ведь сказать, как говорили многочисленные антитолстовки, вроде Ахматовой, что Толстой не любит Анны и наказывает ее с пущей жестокостью. Душой-то он с ней, но он и видит невозможность всякого рода вольностей в жестком моральном порядке викторианской эпохи. И если это может в какой-то мере оправдать Толстого, то ведь этот дионисийский вольный дух – это и есть воздух толстовского романа. Была в романе высшая христианская точка – прощение Карениным жены на ложе смерти и примирение его с Вронским. И вот эта новая христианская высота оказалась фальшивой, и никто ей не поверил, и все, начиная с Бетси Тверской до лакея Вронского, смотрели на Алексея Александровича Каренина теми же демонскими глазами врубелевскго Пана.
Толстой убил Анну – бросил ее под колеса поезда, но торжествует в романе всё-таки она. Человечество еще пересядет с поезда на самолет, и другие катастрофы будут, но живую жизнь – ту, что смеется над моралью, - никому не пересилить.
Source URL: http://www.svoboda.org/content/transcript/1967578.html
* * *
Борис Парамонов размышляет о фильмах "Девять" и "Мелодия для шарманки".
Борис Парамонов: Две киноновинки – американский мюзикл “Девять” и последний фильм Киры Муратовой, недавно дошедший до Америки на видеодиске, не только произвели на меня негативное впечатление, но и вызвали грустные чувства общефилософического, что ли, порядка. Начнем с американцев. “Девять” - это римейк в стиле мюзикла знаменитого фильма Феллини “Восемь с половиной”. Первоначально этот мюзикл был сделан для сцены – и провалился. Теперь за дело взялся Роб Маршал, несколько лет назад сделавший “Чикаго” и получивший за него кучу “Оскаров”. “Чикаго” действительно был удачным произведением, потому что это был изначально мюзикл – жанр, который несомненно имеет право на существование и в котором возможны свои шедевры.
Серьезная пресса отнеслась к нынешнему сочинению Роба Маршалла резко отрицательно. Обыгрывая одинаковое звучание английского “девять” и немецкого “нет”, так и назвали нынешнюю экранизацию – “найн”, нет Робу Маршалу!
Вообще характерна эта игра с цифрами – из восьми с половиной сделать девять: чисто американское представление, что больше - всегда лучше. Если добавить к Феллини хоть половинку, то, глядишь, получится что-то свое. Не получилось. Вспомним, о чем фильм Феллини. Это фильм о фильме, о мучениях режиссера, которому нужно делать новый фильм и он не знает, о чем будет этот фильм. Это портрет художника в зрелости, испытывающего творческий кризис. В конце концов, оказывается, что даже невозможность сделать фильм оказывается фильмом. Тотальность художественного сознания: вещь, в сущности, насквозь эстетическая, эстетская, даже лучше сказать; формалистическая, если угодно. Это что-то вроде “Тристрама Шенди” в трактовке Шкловского. В наше время такой кунштюк сделал чуть ли не первым Андре Жид в романе “Фальшивомонетчики”: писатель хочет написать роман, и роман не получается у героя, Эдуара, зато он представлен автором, Андре Жидом. Зачатки сюжетных линий у Феллини – семейные затруднения Гвидо, жена Луиза, любовница Карла – всё это отвлекающие маневры, ложный ход, как это практикуется в шахматных задачах. Самый значимый женский персонаж у Феллини – не жена и не любовница, а муза – Клаудия Кардинале, то есть план символический важнее плана реального. При этом даже в “Восьми с половиной” есть элементы в поэтике мюзикла – это фантазия Гвидо о женском гареме, бунте сексуальных рабынь и их укрощении: метафора работы художника, сублимация элементарных страстей в эстетический ряд. И, конечно же – гениальный финал, в котором все пускаются в пляску по круглому цирковому барьеру. А самый главный соблазн в смысле мюзикла – музыка Нино Рота.
Тут нельзя не вспомнить, что у американцев была уже одна попытка сделать из Феллини мюзикл, и на мой взгляд очень удачная: это фильм “Свит Чэрити”, сделанный выдающимся хореографом Бобом Фосси – римейк “Ночей Кабирии”. Почему он вышел? Да потому что там был сюжет, фабула, рассказ, “стори”, это в сущности простая и доходчивая до сердец история. Точно так же получился у того же Роба Маршала “Чикаго” - тоже история, да еще с привычными атрибутами мафиозности-уголовности. Дело в том, что здесь мюзикл, песни и пляски никому и ничему не мешают. А тонкую ткань “Восьми с половиной” мюзикл, его жанр, его установка непоправимо губят. В общем, не получилось ничего, “найн”, нет. Я вот уже даже не помню, что я там видел неделю назад.
Борис Парамонов ([email protected]).Сотрудничает с РС с 1986 года. Редактор и ведущий программы «Русские вопросы» в Нью-Йорке.Родился в 1937 г. в Ленинграде. Кандидат философских наук. Был преподавателем ЛГУ. В 1978 г. эмигрировал в США. Автор множества публикаций в периодике, книг «Конец стиля» и «След». Лауреат нескольких литературных премий.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Предмет литературно‑философских бесед Бориса Парамонова и Ивана Толстого – русская литература, которую соавторы рассматривают в «персональных» главах. Хронологический диапазон – ХХ столетие, но с запасом: от Владимира Соловьева до Александра Солженицына. Жанровый принцип – разбор литературной фигуры, взятой целиком, в завершенности своего мифа. Собеседников интересуют концептуальные, психологические и стилистические вопросы творчества, причем их суждения меньше всего носят академический характер. К Набокову или Пастернаку соавторы идут через историю собственного прочтения этих писателей, к Ахматовой и Маяковскому – через полемику с их критиком К.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Борис Михайлович Парамонов (р. в 1937 г. в Ленинграде, в 1978 г. уехал на Запад) – видный современный философ, публицист, правозащитник Русского Зарубежья, ведущий одной из самых популярных программ «Радио Свобода» – «Русские вопросы», автор четырех книг и множества статей.В своем сборнике эссе «Мужчины и женщины» Борис Парамонов, серьезно и вдумчиво, без тени дешевой сенсационности анализирующий гомосексуальные подтексты многих произведений литературы и искусства России и СССР, говорит о вдохновении и сублимации, моральном и этическом поиске и творческом вдохновении, стоящем выше узости, ханжества и догматизма.
Парамонов Борис Михайлович — родился в 1937 г. в Ленинграде. Закончив аспирантуру ЛГУ, защитил диссертацию на тему «Достоевский и поздние славянофилы», преподавал философию. После изгнания из университета, в 1979 г., уехал в Италию. С 1980 г. живет в Нью-Йорке. Ведет постоянную рубрику на «Радио „Свобода“». Печатался в основных эмигрантских изданиях.Автор — блестящий стилист, один из самых оригинальных и острых современных мыслителей. «Конец стиля» — первая, выходящая в России книга, включающая в себя основные сочинения Бориса Парамонова, составлена непосредственно автором.Все тексты публикуются в авторской редакции.
Предупрежден – значит вооружен. Практическое пособие по выживанию в Англии для тех, кто приехал сюда учиться, работать или выходить замуж. Реальные истории русских и русскоязычных эмигрантов, живущих и выживающих сегодня в самом роскошном городе мира. Разбитые надежды и воплощенные мечты, развеянные по ветру иллюзии и советы бывалых. Книга, которая поддержит тех, кто встал на нелегкий путь освоения чужой страны, или охладит желание тех, кто время от времени размышляет о возможной эмиграции.
1990 год. Из газеты: необходимо «…представить на всенародное обсуждение не отдельные элементы и детали, а весь проект нового общества в целом, своего рода конечную модель преобразований. Должна же быть одна, объединяющая всех идея, осознанная всеми цель, общенациональная программа». – Эти темы обсуждает автор в своем философском трактате «Куда идти Цивилизации».
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Украинский национализм имеет достаточно продолжительную историю, начавшуюся задолго до распада СССР и, тем более, задолго до Евромайдана. Однако именно после националистического переворота в Киеве, когда крайне правые украинские националисты пришли к власти и развязали войну против собственного народа, фашистская сущность этих сил проявилась во всей полноте. Нашим современникам, уже подзабывшим историю украинских пособников гитлеровской Германии, сжигавших Хатынь и заваливших трупами женщин и детей многочисленные «бабьи яры», напомнили о ней добровольческие батальоны украинских фашистов.
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.
В центре эстонского курортного города Пярну на гранитном постаменте установлен бронзовый барельеф с изображением солдата в форме эстонского легиона СС с автоматом, ствол которого направлен на восток. На постаменте надпись: «Всем эстонским воинам, павшим во 2-й Освободительной войне за Родину и свободную Европу в 1940–1945 годах». Это памятник эстонцам, воевавшим во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии.