Борис Ельцин. Воспоминания личных помощников. То было время великой свободы… - [82]

Пройдет каких-нибудь полгода, и защитников Белого дома станет в разы больше. Каждый, кто хотя бы единожды в свободное от работы и домашних забот время прогулялся у баррикад, станет рассказывать, как «мы тоже там были». Сначала – с гордостью. Позже, в пору «увядания» политической репутации Ельцина – с усмешкой разочарования. Большинство из этих людей, в общем-то, никакого отношения к гражданскому сопротивлению августа 1991 года не имеет. Одни – «сочувствующие экскурсанты». Они приходили, чтоб на короткий миг ощутить свою причастность к происходящим историческим переменам. Посмотрели, послушали разговоры, может быть даже поучаствовали в них, – и домой, к телевизору, глядя в который можно еще раз, но в более комфортных условиях посопереживать борьбе за российскую демократию. Другие – «любопытствующие экскурсанты». Ими двигало желание своими глазами увидеть нечто такое, чего у нас в стране отродясь не было – массовый гражданский протест.

А кого же можно считать истинными защитниками Белого дома? Тех, что в голоде и холоде простояли на баррикадах три дня и три ночи. Люди, наделенные разным жизненным опытом, по-разному образованные, имеющие разный социальный статус и уровень материального благополучия, а главное, исповедующие разные политические убеждения или вовсе рафинированные нигилисты, – они стояли бок о бок! Это был уникальный феномен гражданского единения, примеров которому не отыскать ни до, ни после августа 91-го. Какие жаркие споры велись ночами у костров! Но, несмотря на очевидное разномыслие, люди были сплочены общей целью – стремлением добиться права строить свою жизнь без оглядки на обветшалые догмы правящей партии и ее вождей, отождествивших политику с закулисными интригами, а собственное благополучие – с интересами государства.

Уже после, когда все закончилось и мы собрались у президента– победителя в Архангельском, он произнес с гордостью: «Сотни тысяч людей пришли защитить Ельцина!». Наверное, ему так представили то, что происходило в эти три августовских дня. На самом деле, все выглядело по-другому. Среди защитников Белого дома были и те, кто симпатизировал российскому лидеру и даже считал его своим кумиром, и те, кто сомневался в нем и как в политике, и как в человеке. Консолидировал не он, и даже не призрачные идеи свободы и демократии, о которых в ту пору едва ли не у каждого было собственное представление. Консолидировало ощущение того, что это есть наш общий шанс начать новую жизнь – достойную и справедливую, без лицемерия и обмана.

…Вот и подошел к концу второй день путча, этой самой большой политической нелепицы советской эпохи, похоже, подводящей черту под горбачевской перестройкой. Сколько еще продлится наше «великое сидение» в Белом доме? Думаю, день-два, не больше. Вчера, 19 августа, у меня еще было ощущение какой-то неопределенности относительно его исхода, но сейчас ни на йоту не сомневаюсь – победа будет за нами!

Но как же я устал от всей этой суеты и нервотрепки! С удовольствием сейчас выпил бы рюмку чего-нибудь крепкого и завалился спать на пару-тройку часов. Кстати, в чем у меня нет нужды, так это в выпивке и закуске. Ко мне в кабинет весь день идет нескончаемый поток журналистов, советских и зарубежных, и почти каждый в качестве жеста поддержки и солидарности вручает презент, своего рода «паек фронтовика». Наши приносят водку с колбасой и баночками чего-нибудь маринованного, западники – виски или коньяк с конфетами и фруктами. Все попытки отказаться отвергаются с негодованием. В итоге одна из полок в стенном шкафу уже ломится от ненужных даров с «большой земли». А ненужные они, потому как не ко времени. Сейчас не до выпивки и не до закуски.

Правда, произошел сегодня один забавный эпизод, выпадающий из общей тенденции корпоративной солидарности. Где-то около пяти вечера ко мне заявились двое коллег из «Комсомолки», они же сотоварищи по поездкам в «горячие точки» и просто друзья по жизни – Дмитрий Муратов и Андрей Крайний, великие скептики, способные осмеять самого Господа Бога. Но за отсутствием такового, понятное дело, принялись осмеивать меня, а заодно и все происходящее внутри и вокруг Белого дома. Но в основном все же меня. И за звонкоголосые воззвания к народу, которые строчу вот уже второй день подряд. И за висящий на вешалке «Калашников», который, если в здание войдет «Альфа», даже с предохранителя снять не успею. И за небритость, которой якобы похожу на затравленного революционной матросней комиссара-разночинца времен Октябрьского переворота.

– Ладно, Крайний, Вощаныча мы навестили, духом его революционного романтизма прониклись, – теперь можно и восвояси!

– Как это «восвояси»?! – Крайний смотрит на Муратова с возмущением, будто тот неожиданно для него и для самого себя предложил сей же момент добровольно принять обет воздержания во всем, что так или иначе связано с естественными позывами их еще не состарившейся плоти. – А выпить за победу демократии?

Тут уже настает мой черед удивляться:

– Пришли с пустыми руками и собираетесь что-то тут выпивать? Мне вас, ребятки, угощать нечем, да и некогда.