Борьба за жизнь - [61]

Деньги, полученные по первому чеку, были у певицы. Следовало объяснить Дени, откуда они и куда делся ангажемент, ведь она не собиралась работать. Все оказалось просто. Мели объяснила, что дело лопнуло и пригласивший ее директор заплатил пять тысяч франков неустойки[162]. Впрочем, художника это не интересовало, он лишь обрадовался, что они смогут кутить, ни о чем не заботясь. Главным теперь было, чтобы ему не попадались на глаза газеты, пока идет судебный процесс. Это тоже не составляло большого труда — Дени ни слова не знал по-английски, и требовался очень уж несчастливый случай, чтобы в их отеле, в баре третьего этажа, где они чаще всего бывали, ему попалась французская газета. Все же Мели повсюду сопровождала сожителя, водила в кафешантаны под предлогом поиска ангажемента и безбожно его спаивала. Дени «не просыхал» с утра до вечера. Мели запасла в номере джин, виски и ликеры, от которых бедняга впадал в еще большее оцепенение.

Так прошли три недели. Дени несколько раз интересовался, нет ли писем от Поля. Однажды на очередной вопрос Мели ответила, что пришло небольшое письмо, в котором Поль пишет, что у него все в порядке. Дени захотел его прочитать. Мели для виду порылась в карманах и ящиках и заохала, что потеряла письмо.

— Какая же я дура! — вздыхала она. — Ведь отложила, чтобы дать тебе, и вот поди ж ты… Да там не было ничего важного… Разные новости, обо всем понемножку.

Огорченный потерей письма Дени произнес целый панегирик[163] в адрес приемного сына.

— Что за парень! — с восхищением говорил он. — Что за ум! Не хуже инженера… О, он далеко пойдет… А уж добрый да порядочный! Просто слов не подберешь! Я очень доволен, что он у господина Отмона. Когда-нибудь мой мальчик станет компаньоном великого изобретателя.

Дени растрогался и прослезился.

— Поль всегда был мне настоящим сыном, — всхлипывал пьянчужка. — Я так его люблю, моего сыночка, ведь мы одни на всем белом свете. Умру от горя, если с ним что-нибудь случится.

Чтобы отвлечь художника от опасной темы, Мели поставила на стол бутылку абсента, стакан, сахар и графин воды, налила и поднесла сожителю добрую порцию крепкой зеленой жидкости.

— Нет, нет, нельзя так много пить. — В устремленном на стакан взгляде Дени чувствовались нерешительность и острое желание. После минутного раздумья пьяница смешал алкоголь с сахаром и водой, как он любил, и спросил у подруги, не присоединится ли она. Та не отказалась. Чокнулись, выпили, повторили, и мысли о сыне в голове художника уступили место привычному пьяному оцепенению. И так каждый раз — стоило Дени заговорить о Поле, как Мели ставила на стол выпивку. Тем не менее художник упорно возвращался к этой теме, говорил, что скучает, что не может долго жить без своего доброго мальчика и хочет в Париж. Казалось, какое-то предчувствие терзало душу Дени, потому что он часто повторял:

«Только бы с Полем ничего не случилось! Ах, как я его люблю!»

Мели пришлось пообещать скоро вернуться в Париж.

Однажды утром Дени пошел к парикмахеру. Была большая очередь. Художник сел и заметил на столе номер французской газеты. Дени так обрадовался, что сам удивился. Уже больше месяца он жил за границей и чувствовал тоску по родной земле. Газетный листок доставил ему большое удовольствие. Он взял его и стал просматривать. Художник совершенно погрузился в чтение, ему казалось, что он дома, рядом с Полем. В номере был помещен отчет о первом заседании суда по делу о фальшивых чеках. Ознакомившись с политическими новостями, Дени перевернул газету, пробежал страницу и дошел до известий из зала суда. Окружающие увидели, как человек с газетой вдруг подскочил, широко раскрыл испуганные глаза, побледнел и задрожал всем телом. Было похоже, что странный субъект спятил. Дени не отрывал глаз от прыгающих строчек. Лицо его исказилось, из горла вырвался хрип.

— Неправда! Поль этого не делал! Неправда! — закричал он.

Вскочив и увидев, что с него не спускают глаз, Дени бросился к одному из сидящих, наклонился и с угрозой закричал прямо в лицо:

— Клянусь, это неправда! Все подстроено! Слышите?! Подстроено! И именно вы подстроили! Убью вас, убью… сейчас же… немедленно… Негодяй, мерзавец, вор!

Среди посетителей только один понимал по-французски, но всем и без того было ясно, что субъект угрожал расправой. Пошли за полицией. Она прибыла в тот момент, когда Дени схватил свою жертву за горло, а остальные пытались его оттащить. Бедного художника пришлось связать — алкогольный бред утроил его силы.

Дени отвели в комиссариат[164], а затем отправили в сумасшедший дом. Там на него надели смирительную рубашку и посадили в изолятор. В кармане нашлась карточка отеля. Известили Мели, та уже начала беспокоиться и искать Дени по соседним улицам и барам. Она только что вернулась, когда появился полисмен. Сначала певица подумала, что речь идет о пьяном дебоше. Но, навестив Дени в изоляторе, из его бессвязных слов, которые для окружающих не имели никакого смысла, поняла, что несчастный узнал о суде.

— Ах, это ты, — накинулся Дени на певицу, — негодяйка, преступница… Теперь я понял… Вы с Виктором состряпали… Убью мерзавку! И того подлеца тоже…