Борьба за свободу - [8]

— Когда ты познакомилась с ним?

Она взглянула на сына и помолчала, прежде чем ответить:

— Я познакомилась с Титом после подавления восстания.

— Восстания рабов? Того, которое возглавлял гладиатор?

— Да. Спартак.

— Отец однажды рассказывал мне об этом. Он говорил, что Спартак и его соратники были самой большой угрозой для Рима. Они были самые стойкие и самые храбрые люди, с какими ему приходилось сражаться. Он участвовал в том последнем бою с рабами. — Марк припомнил историю, рассказанную отцом. — Он говорил, что это было самое ожесточенное сражение, в котором он когда-либо участвовал. У рабов было очень мало оружия, но они сражались до конца. Лишь небольшую горсточку удалось взять в плен.

— Да…

— Если отец сумел победить Спартака и рабов, тогда он должен победить и людей Децима.

— С тех пор прошло более десяти лет, — сказала Ливия. — Тит тогда был моложе. И он больше не центурион.

— Но он защитит нас, да?

Она слабо улыбнулась и погладила его по щеке:

— Да, конечно. А теперь спи, дорогой.

— Хорошо, мама, — сонно ответил он и повернулся на бок, удобно устраиваясь на подушке.

Ливия продолжала гладить его волосы, пока глаза его не закрылись и дыхание не стало ровным. Тогда она поднялась и тихо направилась к двери. Остановилась там. Марк чуть приоткрыл глаза и посмотрел на мать, размышляя о том, с каким странным выражением на лице она слушала его, когда он говорил о Спартаке. При бледном свете лампы он заметил странный блеск ее глаз и слезу, покатившуюся по щеке. Ливия шмыгнула носом и резко смахнула слезу рукавом, а потом задула пламя. Комната погрузилась в темноту. Марк слышал ее шаги по коридору.

Его охватило беспокойство. Почему мама плакала? Неужели ей тоже страшно? Он всегда думал о своем отце как о крепком, сильном человеке. Тит никогда не болел, работал на ферме зимой на ветру и под дождем, летом на жаре, никому не жалуясь. Марк знал, что он старше матери. Намного старше. Лицо его было испещрено морщинами и шрамами, в редеющих волосах виднелась проседь. А мать была стройная, темноволосая и очень красивая, по мнению Марка. Как же получилось, что она вышла за него замуж? Чем больше он думал об этом, тем больше вопросов возникало в его голове. Странно, как мало он знает о своих родителях. Они никогда не расставались, всегда были вместе, и он воспринимал их как само собой разумеющееся. Но теперь он задумался о том, насколько они разные. У него зачесалась спина, правая лопатка. Он протянул руку, чтобы почесать, и нащупал странной формы рубец, который был там с тех пор, как он помнил себя. Марк почесал это место.

Повернувшись на спину, он стал разглядывать в темноте потолочные балки. Он решил, что отныне все свободное время посвятит обучению Цербера. Если те люди вернутся (а мать уверена, что так и случится), нет гарантии, что отец снова побьет их. Марк должен быть рядом с ним. Он достаточно высокий и сумеет управляться с ножом для рубки мяса или с одним из охотничьих дротиков отца, что полегче. Еще у него будет Цербер. При этой мысли он улыбнулся, уверенный, что Цербер защитит их. И забылся тревожным сном. Ему снились неясные темные силуэты, крадущиеся в ночи к их ферме.

IV

Утром опять было жарко, но появился туман, скрывающий горы на материке, отделенном узкой полоской моря от Левкадии. Ветра не было, и, кроме слабого ритмичного стрекотания цикад, все было тихо. Сотни ворон перелетали с дерева на дерево, словно кружащиеся куски черной материи.

— Дождь будет, — заметил Аристид, щурясь на небо. — Я чувствую.

Марк кивнул. Он помогал Аристиду отобрать десять молодых коз на продажу в Нидри. Сделать это было нелегко: животные почему-то вели себя беспокойно и приходилось быть очень осторожным, чтобы не спугнуть ягнят. Как только удавалось накинуть аркан на шею, животное отводили в загон рядом с фермой. Они как раз поймали последнюю козу и теперь отдыхали в тени оливковой рощи.

— С Цербером надо погулять, — продолжил Аристид. — Он все утро сидит в кладовой.

Марк согласился. Он закрыл собаку, чтобы она не мешала отбирать коз.

— Сейчас я его выведу.

Он взглянул на склон холма. В миле от них виднелись красные крыши и белые стены домов Нидри. Легкий бриз рябил поверхность моря, придавая ему металлический блеск. Марк вытер пот со лба.

— Правда, красиво здесь?

Аристид посмотрел на него с удивлением:

— Ну да, наверное.

— Иногда я думаю, что хотел бы жить здесь всегда. На ферме со своей семьей. И с тобой тоже, Аристид.

Старик улыбнулся.

— Ты добрый мальчик. Но через несколько лет ты станешь взрослым, тебе захочется покинуть родной дом и посмотреть мир. Ты думал о том, чем будешь заниматься в жизни?

Марк кивнул:

— Я бы хотел стать дрессировщиком. Как ты.

Аристид тихо засмеялся:

— Я просто раб, Марк. Я родился рабом. Всю свою жизнь я был собственностью других людей, и никогда у меня не было шанса сделать то, что я хотел бы, или пойти туда, куда хотел. Я был собственностью других, и со мной обращались так, как они хотели. Не все хозяева так добры и справедливы, как твой отец. Поверь мне. Ты бы не захотел быть рабом.

— Да, не захотел бы. — Марк снова посмотрел на море. — Отец хочет, чтобы я стал солдатом. Он говорит, у него сохранились добрые отношения с генералом Помпеем и меня могут зачислить в легион. А если я буду хорошим солдатом и докажу свою храбрость, то смогу стать центурионом, как он.