Борьба за Рим - [74]

Витихис зашатался.

— Ах, мой бедный господин! Там, на берегу ручья, лежал наш мальчик. Как спустился я с крутого, как стена, обрыва, — я уж и сам не знаю: точно воздух поддерживал меня. Но через секунду я был уже внизу. Он лежал, все еще крепко держа меч в правой ручонке, а светлые волосы его совсем окрасились кровью. Я прислушался, — маленькое сердечко еще билось. Вода привела его в чувство. Он открыл глаза. «Ты упал вниз, мое дитя?» — спросил я его. «Нет, — ответил он, — не упал, меня сбросили». Я в ужасе смотрел на него. «Кальпурний», — прошептал он. — Когда я сражался со змеями, Кальпурний вдруг появился из-за скалы. «Ступай за мною, — сказал он и бросился ко мне». Он смотрел так зло, что я отскочил. «Ступай, — сказал он, — или я тебя свяжу». — Меня связать! — вскричал я. — Мой отец — король готов и твой. Только тронь меня! — Тут он обозлился и бросился на меня с палкой. Но я знал, что поблизости наши люди рубят дрова, и позвал на помощь, а сам бросился на край скалы. Мой крик услышали, потому что стук топоров сразу стих. Тогда Кальпурний испуганно осмотрелся и вдруг бросился ко мне. «Умри же, змееныш!» — сказал он и толкнул меня со скалы. Тут бедняжка снова потерял сознание. Я принес его домой. На руках матери он еще раз открыл глазки. Его последнее слово было — привет тебе!

— Что же моя жена? — спросил со стоном Витихис, — она в отчаянии?

— Нет, господин. Твоя жена — точно из золота и стали. Как только ребенок скончался, она молча указала на дом Кальпурния. Я понял: вооружил всех рабов и повел их, чтобы отомстить. Мы положили мертвого мальчика на щит и понесли его с собою, а Раутгунда шла за ним с мечом в руках. Перед воротами его дома мы опустили труп на землю. Сам Кальпурний уже ускакал на самой быстрой лошади. Но его жена, сын и двадцать рабов стояли во дворе, готовя лошадей, чтобы также бежать. Мы три раза прокричали им обвинение в убийстве и потом бросились на них. Мы убили их всех и дом сожгли. Госпожа Раутгунда все время молча стояла подле трупа, опершись на меч, а на следующий день послала меня к тебе. Сама она едет вслед за мною. Она сейчас будет здесь.

— Мое дитя, мое дитя, моя жена! — с горечью вскричал Витихис. — Вот первый подарок, который принесла мне корона!

И со страшной болью он вскрикнул, обращаясь к Гильдебранду:

— Что же, старик, неужели ты и теперь будешь настаивать на своем требовании — жестоком, невыносимом!

— Необходимое не может быть невыносимым, — медленно, с расстановкой ответил Гильдебранд. — И зиму мы выносим, и старость, и смерть. Они приходят, не спрашивая, хотим ли мы выносить их. Они приходят, и мы выносим их, потому что должны… Но я слышу женский голос. Идем!

Витихис обернулся: там стояла, покрытая черным покрывалом, Раутгунда. С криком боли и любви бросился к ней Витихис.

Несколько дней бездетные теперь супруги предавались своему горю. Витихис почти не покидал палатки, передав главное начальство над войском Гильдебранду.

— Напрасно мучишь ты короля, — сказал однажды Тейя Гильдебранду. — Он ни за что не согласится, особенно теперь.

— Да, он… он этого, пожалуй, не сделает. Но… она?

— Она… может быть, — ответил Тейя.

— Она сделает, — уверенно ответил Гильдебранд. — Оставим их еще на несколько дней в покое. Пусть немного свыкнутся с мыслью о смерти ребенка. А тогда я потребую решительного ответа.

Но старик был вынужден заговорить с королем раньше, чем он рассчитывал.

Велизарий оставался все это время в Риме, но высылал постоянно небольшие отряды, которые нападали на мелкие города, села, отдельные замки и захватывали их. Предводителями таких отрядов он назначал римлян, так как они знали хорошо дороги в глубине страны. Иногда же такими предводителями были и готы, потому что, живя среди римлян, многие готы путем браков сроднились уже с римлянами и теперь стали на их сторону. На последнем народном собрании в Регете было решено, чтобы таких готов-отщепенцев подвергать позорной казни, как только они попадутся в руки. Но до сих пор закон этот ни разу еще не применялся, и о нем почти забыли.

Но вот однажды Гильдебранду донесли, что крепкий замок Цезена, стоявший среди леса на вершине крутой скалы, неподалеку от их лагеря, занят отрядом Велизария. Гильдебранд давно уже с неудовольствием смотрел, как мелкие отряды врага проникали таким путем все дальше вглубь страны, и теперь решил выступить против них. Взяв с собою тысячу воинов, он ночью отправился к замку. Чтобы подойти незамеченным, он велел солдатам обвязать копыта лошадей соломой. Действительно, нападение было вполне успешно: византийцы бросились бежать врассыпную в лес, где готы, окружившие скалу, перебили почти всех. Только небольшой группе удалось добраться до мостика, переброшенного через речку, протекавшую у основания скалы. Готы бросились за этой группой, но у мостика их задержал один из беглецов, судя по богатству вооружения — их начальник.

Этот высокий, стройный и, как казалось, молодой человек, — лицо его было закрыто спущенным забралом, — сражался, как лев, прикрывая бегство своих. Он убил уже четырех готов.

В эту минуту подъехал Гильдебранд. Видя, как неравна битва, он крикнул одинокому воину: — Сдайся, храбрец! Я ручаюсь тебе за твою жизнь!