Борьба за Рим - [72]

Как только послы выехали, Витихис, никому не говоря о том, что требуют осажденные, велел готовиться к немедленному штурму города. Молча, но качая головами, с малой надеждой на успех повиновались его готы, но были отбиты с огромной потерей. Витихис тотчас повел их на второй приступ, — та же неудача. За третьим приступом огромный камень оглушил короля, который все три раза шел впереди войска и бросался с безумною храбростью, точно жизнь была ему нипочем. С утра до заката солнца готы штурмовали Равенну, но без малейшего успеха, — город сохранил свою славу неприступного. И только, когда во время третьего приступа камнем оглушило короля, Тейя и Гильдебранд повели измученные войска назад.

Настроение войска было угнетенное, печальное. Все осуждали короля: зачем он прервал переговоры с городом. Почему, по крайней мере, не сообщили войску причины этого разрыва, если эта причина была справедлива?

Угрюмые, сидели люди у сторожевых огней и в палатках, молча осматривали свои раны и чистили оружие. Не слышно было, как раньше, пения за столами, и когда начальники проходили среди палаток, они слышали то здесь, то там слова досады и гнева против короля.

На другой день Витихис позвал к себе главных предводителей своего войска — Гильдебранда, Тейю и Гильдебада. К удивлению, они нашли его в полном вооружении, хотя, чтобы держаться на ногах, он должен был опираться на меч. На столе подле него лежала королевская корона и священный королевский посох. Лицо его, еще вчера такое мужественное, прекрасное, спокойное, так сильно пленилось за ночь, что друзья испугались. Видно было, что он выдерживал очень тяжелую внутреннюю борьбу.

— Как велика наша потеря за вчерашний день? — спросил Витихис.

— Три тысячи убитых, — мрачно ответил Тейя.

— И шесть тысяч раненых, — добавил Гильдебранд.

— Что же делать? — с болью сказал Витихис. — Иного пути нет. Тейя, отдай приказ к новому штурму.

— Как? Что? — вскричали в один голос все три предводителя.

— Это необходимо, — ответил Витихис.

— Король, — сказал Тейя, — вчера мы не взяли ни одного камня этой крепости, а сегодня у тебя на девять тысяч человек меньше.

— И притом они впали в уныние и сильно устали, — добавил Гильдебранд.

— Но мы должны овладеть Равенной! — вскричал Витихис.

— Мы не возьмем ее штурмом, — ответил Тейя.

— Посмотрим! — вскричал Витихис.

— Король, — сказал ему Гильдебранд, — я стоял перед этою крепостью с великим Теодорихом. Мы штурмовали ее семьдесят раз — и все напрасно: мы взяли ее только голодом, после трех лет осады.

— Другого выхода нет, — ответил Витихис. — Мы должны взять ее. Тейя, иди, отдай приказ.

Тейя собрался идти, но Гильдебранд удержал его.

— Подожди, — сказал он ему, — мы не должны молчать. Король, штурм невозможен: готы ропщут, они не послушают тебя сегодня.

— Да? — с горечью ответил Витихис. — Штурм невозможен? В таком случае возможно только одно, — и если бы я сделал это вчера еще, то три тысячи павших готов жили бы еще. Гильдебранд, возьми эту корону и посох, отнеси в лагерь бунтовщиков и вручи Арагаду. Пусть он женится на Матасвинте, тогда я и мое войско признаем его королем.

И в изнеможении он бросился на постель.

— Ты в бреду! — вскричал Гильдебранд.

— Это невозможно! — решил Тейя.

— Невозможно… Все невозможно! И битва невозможна? И отречение? Говорю тебе, старик, что после требований Равенны нет другого пути.

Он замолчал. Друзья его переглянулись, и затем старик сказал:

— Но чего же они требуют? Скажи нам. Быть может, мы придумаем иной исход: восемь глаз видят лучше, чем два.

— Нет, — сказал Витихис. — Ничего нельзя придумать. Вот их условия. Прочти!

Старик взял пергамент и прочел:

«Готы и граждане Равенны, объявляют обоим войскам, обложившим город, что они, вспоминая благодеяния великого короля Теодориха, останутся верны его дому, пока существует хотя один потомок, его. Поэтому в настоящее время мы признаем своей королевой только Матасвинту и только ей откроем ворота».

— Непостижимо! — вскричал Гильдебад.

— Они с ума сошли! — поддержал Тейя.

— Я понимаю, в чем дело, — ответил Гильдебранд, складывая пергамент. — Город в руках приверженцев Теодориха. Этот король взял с них клятву, что они всегда будут верны его роду и не признают короля из другого дома. Я также клялся вместе с ними, но я подразумевал только мужских потомков, — вот почему я и признал Теодагада. Но граф Гриппа, начальник Равенны, очевидно, считает себя связанным этой клятвой и относительно женщин. И верьте мне, — я хорошо знаю его, — этот седой упрямец, который дрался рядом с Теодорихом и мною, скорее позволит изрубить в куски и себя, и всех своих людей, чем изменит клятве.

— Вот видишь, — сказал Витихис. — Город необходимо взять силой. Вчера я пытался, но неуспешно. Сегодня вы говорите, что войска не пойдут на штурм. Следовательно, надо уступить. Я и уступаю. Пусть Арагад женится на княжне и будет королем. Я первый принесу ему клятву верности и рядом с его храбрым братом буду защищать государство.

— Никогда! — вскричал Гильдебад. — Ты наш король и должен им оставаться. Никогда не склонюсь я перед тем мальчишкой! Позволь мне завтра отправиться в лагерь бунтовщиков, я один вырву из их рук эту княжну, перед рукой которой, точно по волшебству, откроются крепкие ворота, и приведу ее в наш лагерь.