Борьба за огонь (без иллюстрации) - [47]

— Он ранен! — заметил Нао.

Действительно, с шерсти огромного зверя стекала струйка крови. Нао с ужасом подумал, что, если эту рану нанес человек, хищник может выместить злобу на них… Нао знал, что медведи-великаны отличаются исключительным упрямством: они не бросают своей жертвы, пока в ней теплится хоть искра жизни. Толстой коже и густой шерсти медведя не страшны ни дротик, ни копье, ни даже палица. Он может вспороть человеку живот одним ударом когтистой лапы, может задушить его в своих объятиях, загрызть мощными челюстями… Это был страшный и опасный враг.

— Откуда пришли медведи? — спросил Нао.

— Самец спустился со склона справа, а самка вышла из-за тех деревьев, — сказал Гав, указывая на несколько сосен, росших на скале слева от пещеры.

Случайно или по инстинкту медведи загородили оба выхода с площадки. По возбужденному реву самца и по поведению самки, злобно глядевшей на уламров, ясно было, что звери жаждут человеческой крови. Медведи не бросились еще на людей, так как были уверены, что тем некуда уйти. Втягивая в ноздри воздух, они старались определить точно расстояние, отделявшее их от уламров, чтобы соразмерить с ним свое усилие.

Нао приказал Наму и Гаву отступить, и, когда медведи, наконец, бросились в атаку, все трое уже были в глубине пещеры. Сын Леопарда, пропустив юношей вперед, сам прикрыл отступление. Уламры бежали со всей скоростью, какую позволял развивать усеянный камнями, извилистый подземный ход.

Медведи, забравшись в пещеру, замешкались, разыскивая след уламров; недоверчивые и осторожные, они медленно шли по подземному ходу и часто останавливались. Они не боялись людей и животных, но долголетний опыт научил их опасаться неизвестного; в их темной, но цепкой памяти прочно укоренились воспоминания о шатких камнях, с грохотом скатывавшихся по склонам гор, о внезапном появлении трещин в земле, о глубоких пропастях, дно которых погружено во мрак, о лавинах, осыпях, обвалах. Ни мамонт, ни лев, ни тигр никогда не покушались на их жизнь, но силы природы не раз жестоко обрушивались на них. Медведи помнили, как они чуть не погибли под снежным обвалом, как их засыпала земля; помнили и вешний поток, в котором они едва не утонули, и острые камни, падавшие на них с высоты и наносившие жестокие раны сквозь толстую кожу.

В это утро впервые за всю жизнь на них напали живые существа. Это произошло так. Три человека стояли на вершине скалы, отвесно подымающейся к небу. При виде медведей они подняли громкий крик и стали метать дротики, один из которых ранил самца. Обезумев от бешенства и боли, зверь кинулся на скалу и попытался взобраться по крутому откосу, доступ-ному разве что ящерице или муравью. Но, видя, что это ему не удастся, он вместе со своей самкой бросился бежать в обход скалы в поисках более отлогого подъема.

Дорогой он выдернул из раны дротик и обнюхал его; запах вызвал в нем какие-то смутные воспоминания. До этих пор он редко встречал людей, и вид их вызывал у него не больше интереса, чем вид волков или гиен. Люди обычно поспешно уступали ему дорогу, и он ничего не знал ни об их хитрости, ни об их силе. Тем больше встревожило его утреннее нападение: привычный ход событий нарушился, возникло что-то новое, неизвестное, а всякая неизвестность пугала медведя.

В продолжение всего дня оба медведя рыскали по холмам, обнюхивая каждую тропинку, каждый камешек. Медведь устал от поисков, и, если бы не боль от раны, он давно забыл бы о встрече с тремя людьми.

Острые приступы боли временами оживляли в его памяти воспоминание о трех странных животных, потрясавших дротиками, стоя на вершине скалы. Однако, скоро боль перестала связываться у него с образом людей, и медведь начал думать только о пище, найти которую в это время года было не так-то легко.

И вдруг он снова учуял запах человека.

Медведь позвал свою самку, которая искала пищу поодаль, так как осенью два таких прожорливых зверя не могли прокормиться на одном участке, и, найдя врагов, они вместе бросились на них.

Уламры, бежавшие по подземному ходу, услышали за своей спиной топот тяжелых ног и мощное дыхание: медведи догоняли их. Непрестанно обнюхивая опущенным к самой земле носом темный проход, звери бежали быстрее, чем уламры.

Ежеминутно люди спотыкались о камни, стукались о выступы стен или попадали ногами в трещины; кроме того, их стесняли оружие, запас провизии и плетенки с Огнем, с которыми Нао ни за что не хотел расстаться. Крохотные огоньки, мерцавшие в плетенках, не давали почти света; отблеск их был еле заметен на стенах подземного хода, однако, это тусклое мерцание все же выдавало беглецов преследующим их зверям.

— Скорее, скорее! — кричал Нао.

Но Нам и Гав и без того бежали со всей быстротой, на какую были способны, и не их вина была, что звери настигали…

С каждым шагом все явственнее слышалось дыхание медведей. Ярость их разгоралась по мере того, как сокращалось расстояние, отделявшее их от людей, и время от времени то самец, то самка грозно рычали. Эхо многократно повторяло их рев, вызывая дрожь у Нама и Гава.

Скоро медведи были уже в нескольких шагах от уламров. Земля колебалась под ногами у Нао, и он чувствовал, что еще через мгновенье страшный удар лапы обрушится на его спину…