Борьба на Юге. Жаркое лето и зима 1918 - [9]

Наконец, Германии были обещаны особые льготы по помещению капиталов в Донские предприятия промышленные и торговые, в частности по устройству и эксплуатации новых водных и иных путей.

Таково вкратце было содержание этого письма. Мы по-прежнему исходили из того, что проза прозой, а есть вещи, как говорил президент Рейган, более важные, чем мир. Однако, когда это письмо кайзеру стало известно в обществе, то дало обильную пищу для праздных пересудов. "Доброхотами" данное письмо было шустро "выкрадено" из отдела иностранных дел и подпольным путем в искаженном виде и с разными "комментариями и красотами стиля" распространялось среди населения.

Управляющие отделом иностранных дел в то время был упертый генерал Африкан Богаевский, подлый шакал, изображавший из себя личного друга Краснова, но в тайне державшийся ориентации предательских верхов Добровольческой армии, скрытых пособников большевиков. К стенке за такое надо ставить! Предательскую роль генерала Богаевского весьма метко характеризовал мой друг, генерал Денисов, неоднократно предостерегая меня держаться в стороне от Африкана Петровича и не иметь с ним никаких дел, часто повторяя: "Петр Николаевич (Краснов) у себя на груди откармливает змею".

Противники Атамана использовали это вынужденное письмо, как козырь, обвиняя его в измене союзникам и в "немецкой ориентации". Для лиц, недовольных политикой Атамана — причем надо заметить, это недовольство отнюдь не вызывалось принципиальными расхождениями, а объяснялось исключительно побуждениями корыстными и мотивами личного характера — письмо явилось "козырным тузом", каковой с натяжкой и подтасовкой, можно было использовать, чтобы бросить хоть какой-нибудь упрек генералу Краснову. Человек просто сделал выбор, как ему, несомненно, казалось, лучший из возможных в этой ситуации. И, как показало самое ближайшее время, немного ошибся.

В остальном, куда бы ни посмотрели, всюду сказывался его недюжинный организаторский талант. Всюду, во всех отраслях жизни Дона, рельефно выступали достижения его огромного творчества и его неутомимой энергии. Район, очищенный от большевиков, ежедневно увеличивался; действующая армия, переформировываемая постепенно из казачьих ополчений, дружин и партизанских отрядов, в стройную организацию, одерживала успех за успехом, беря тысячи пленных и огромные трофеи; росла и крепла краса и гордость Дона — Постоянная армия и молодые казачата, словно по волшебству, превращались в настоящих дисциплинированных воинов, по духу и выправке совершенно не уступавших солдатам Императорской армии; возросло экономическое состояние Дона; урожай оказался небывало обильным и позже было обеспечено его снятие; работали полным темпом заводы и фабрики, строились новые, обещавшее дать казакам свое донское сукно, свои патроны, винтовки, мыло, стекло и так далее, появились новые деньги, но не обесцененные, а дорогие; цены на все пали и на рынках и в магазинах было полное всего изобилие; прекратился произвол и обыватель мог быть совершенно спокоен за свою жизнь и быть уверенным, что насилия допущено не будет.

В наших «слободах» можно было свободно работать и хорошо зарабатывать, а порядки были достаточно мягкие. В общем, Дон процветал, в отличии от большевистской России. Рай второй свежести! Буквально во всем был достигнут колоссальный и бесспорный успех и, конечно, львиная доля в достижении таких блестящих результатов, должна быть отнесена исключительно к экономическому таланту и большому государственному уму Донского Атамана П. Н. Краснова

Понятно, что при таких условиях популярность генерала Краснова не только в Войске, но и за его пределами росла с каждым днем. и, видимо, именно это кому-то сильно не нравилось.

Появление письма, таинственно распространяемого в населении, в сущности явилось той искрой, раздувая которую враги Атамана всемерно старались вызвать пожар и использовать письмо для обвинения П. Н. Краснова в измене Дону и союзникам. В обществе образовался своеобразный тотализатор: одни играли на союзников, другие на немцев.

Скромный по натуре, застенчивый, невластолюбивый, П. Н. Краснов лично для себя ничего не искал, мишура власти его не пресыщала. Он горячо любил Россию и Дон. Любил так же казаков и от всего сердца желал им блага. Он знал, что казаки хотят мира, войной они уже сыты и горячо жаждут заняться своей обычной мирной работой. И только во имя блага Дона и России, Донской Атаман пошел за сближение с немцами, видя в этом единственную возможность обеспечить казачеству то, что оно и само желало и позволить Дону окрепнуть, а затем помочь России. Когда пожар, то его тушат средствами, находящимися под рукой в этот момент, а не ждут других, быть может лучших, но которые прибудут, когда сгорит уже весь дом.

А на Дону, тогда был пожар. Все было очень зыбко. Союзники были далеко. О них долетали смутные, разноречивые вести. Да и что сделали они для России в тяжелую минуту? Ничего! А немцы были здесь, под боком. Они охотно обещали помочь донцам в их борьбе с большевиками, но, естественно, не даром, а под условием известных компенсаций. Поступи Атаман иначе, двери складов снарядов, оружия и патронов были бы навсегда закрыты для Дона. Боевой успех на фронте всецело зависел от снабжения. Тяжелое временами положение на боевых участках, опасность потерять все завоеванное и ввергнуть безоружных казаков снова во власть большевиков, пылающих желанием просто стереть Дон с лица земли, вынудили Донского Атамана, стать выше своих личных чувств, разумно посмотреть на вещи и брать помощь там, где было возможно.