Бонташ - [23]

Через день – вторая игра с домом отдыха, усиленно это время тренировавшимся. Я спокойно ожидал поражения.

Наш санаторий с сеткой и мячом уже тронулся в путь через лес. Я, с плавками и расчёской в кулаке (на моих штанах нет карманов) подхожу к уединённой скамейке.

– Идёмте, Тамара.

– Я не пойду.

– Почему?

– Надо иметь совесть.

– Мне?

– Нет, мне. Нельзя навязываться всё время.

– Ах, вот что… Ну, что это за разговоры, даже странно, идёмте – и всё.. Ведь вы же будете болеть за нас?..

…Нету даже полной команды, игроки куда-то разлезлись, как тараканы. "Игроки", пижамная бригада… сборная команда с дамами… А там – парни из Каунасского политехнического, участвовавшие в розыгрыше Литвы.

Взвинченный и злой, натягиваю сетку вместе с их долговязым капитаном. Альгирдас, приятный парень. Чорт возьми, кто у нас будет играть? Наконец-то набрали команду. Ищу свои плавки с расчёской, где-то оставленные перед вознёй с сеткой. Они у Тамары, и мне немного неловко.

Игра. Страшная пыль, пот, грязные волосы падают на глаза. Преимущество домотдыховцев налицо. Сделать ничего нельзя, как ни бросайся. Зрители завывают после каждого удара, аплодирует попеременно то санаторий, то дом отдыха.

Эх, шантрапа, не умеют ни принять мяч, ни подумать во время игры. Проигран первый сет. Идёт второй. Слава богу, хоть иногда набрасывают на удар. Хорошо… Мяч свечкой идёт возле самой сетки. Разбег, прыжок, замах… По ту сторону взмывает за сеткой громадная фигура Альгирдаса. Мяч с силой ударяется о его ладони и падает за моей спиной. Где страховка?! Разве можно так играть? Да и где мне пробить этих верзил, они ставят двойной и тройной блок, они специально тренировались… Снова проигрыш. Играем третий сет. Я задыхаюсь, но удача на нашей стороне, зрители рвут и мечут. Счёт головокружительно растёт под непрерывные крики и аплодисменты. После каждого почти удара я мельком смотрю на живые чёрные глаза Тамары. Сет выигран. Я измотался вконец. Четвёртый сет начинается хорошо и кончается разгромом. Быстро пожав руку Альгирдасу, я иду к крану мыться, и позорный букет цветов вручается команде без меня.

Возле водопроводной колонки много народу. Кто-то моет мне спину, другие наперебой высказывают волейбольные соображения. Я замечаю Тамару. Она протягивает мою расчёску: – "Я пойду, ведь ваша команда приглашается здесь на ужин…"

На "банкетном" столе возле каждого лежит пачка сигарет и спички. Ближайшую коробку спичек я взял с собой. Я долго не задерживался и ещё застал Тамару возле столовой.

– О, я думала, что вы там будете допоздна…

– Мне там нечего делать. Вот, возьмите, спрячьте спички.

– Зачем это?

– Они ведь нужны мне. Вернее – нам обоим…

Её глаза заблестели смехом. Значит, это спички специально для того, чтобы можно было смотреть на её золотые часики поздно вечером после отбоя, когда мы бродим по тёмным аллеям или сидим рядом на дальней скамье.

Ещё один день. Дождь. После ужина в вестибюле столовой Тамара отзывает меня в сторону. Стоит рядом, странно молчаливая, с неспокойным взглядом. – "У нас за столом свободное место, пересаживайтесь к нам… Вы не хотите, да? Я так и знала…" – "Тамара, вы знаете, как бегают на длинные дистанции? Никогда не начинают в полную силу, распределяя свои возможности на весь путь наиболее выгодным образом. Это самое важное – уметь держать темп…" – "Понятно, значит, надо держать темп. Спасибо за эти слова. Надо уметь себя держать." После паузы я неуверенно говорю: "Кажется, дождь слабее. Надо идти. Идёмте?" Она молча быстро срывается с места и выбегает в двери раньше, чем я кончаю фразу. Когда я вышел, она уже свернула направо к своему корпусу. Мне налево.

Ещё день и ещё один. Я прекратил игру в волейбол, дав в этом обещание Тамаре – она говорит, что я и так худой, мне нельзя столько прыгать. Учить её играть бесполезно, у неё нехватает "удара", чтобы перебросить мяч через сетку, её изящная фигурка кажется на поле такой маленькой и неуместной… Смеётся и шутит с парнями, болтая нараспев по-литовски. Танцуем танго. Я краснею от досады, так как выдаю здесь себя с головой. Тамара поднимает брови, улыбаясь удивлённо: "Вы послушайте, Миля, нельзя же так, ваша девушка не сможет так танцевать. Вы не бойтесь прижать девушку к себе…" Ну вот, дождался таких наставлений. Пусть танцует с настоящими кавалерами. Зачем ей связываться с ребёнком?

Но чорт возьми, я не могу не быть возле неё. Полдня, нарочно проведенные у себя в корпусе, выматывают нервы. Я должен пойти к площадке, издали ещё увидеть её смуглое чёткое лицо, чёрные глаза. Должен быть рядом с ней. Но она оживлённо разговаривает с другими. Много видных парней. Вот досада, ещё ревности нехватало. На вечер в доме отдыха она надела шёлковое синее платье с белой отделкой. На груди в вырезе платья – голубой камушек на тонкой золотой цепочке. Какая-то дурацкая самодеятельность, но ей нравится стоять и смотреть из-за спин. Обязательно хочет подозвать длинношеего Юлика и поговорить с ним – "он такой славный"… Этот сопляк ещё не кончил школы, но танцует превосходно. Благоговеет перед моим волейбольным "талантом" и новорожденным басом любезничает с Тамарой, поднося ей веточку из ягод рябины. Я выхожу из зала. Лучше сидеть здесь, на скамейке недалеко от входа, в темноте. В свете дверей заходят и выходят люди, внутри смеются и аплодируют. Буду сидеть, пока она не выйдет, сама или с кем-нибудь. Несмотря на дрянное настроение – тихий лейтмотив полноты земного существования. На скамейку садятся и уходят, время идёт. Вышел Юлик, покрутился, отыскивая ребят из своей комнаты. "Чего вы здесь сидите?" – "Жарко." – "Ну, я пошёл, до свидания." – "Всего хорошего."