Бонсай - [59]
Приношу из кухни влажную тряпку. Перед отбытием Стефан хочет не только разобрать все вещи, но и прибраться. Не желает оставлять следов. Я протираю стол. Настольную лампу и стул. Тру все сильнее. Мое существование — лишь в движениях руки. Я одновременно и тряпка, и вещи, которые следует освободить от пыли. Я заточена в себе, аутистская копия Стефана, его двойник, тот, кого похоронят на Вестре Кирке-гор. Не могу остановиться. Хватаюсь за тряпку, как за жизнь. Снова тру стол. Протираю ножки, все углы. По ту сторону вещей находится другой мир, больший, чем мир реальный. Я хочу в другой мир. Затеряться в великой колыбели безумия.
Меня останавливает Стефан, его достал мой приступ любви к чистоте. Он соскользнул на подушку, по одеялу рассыпан очередной ворох писем. Настаивает на том, чтобы прочитать мне одно, прежде чем все они исчезнут в мусорном мешке. Приношу большую красную диванную подушку, подложить ему под спину, чтобы он мог прислониться к стене. Выбрав из кучи случайное письмо, Стефан внезапно преображается, он выглядит сильным и энергичным. Письмо от молодой женщины. Возможно, поклонницы. Он не называет ее имени. Я бы лучше продолжила уборку, но сажусь и слушаю. Ему явно нужно отвлечься.
Слушаю вполуха. Различаю лишь отдельные предложения. „Лондон великолепен“. „Непрекращающаяся волна движения“. „Отношения с Йоном построены на песке“. „Влюбленностью или романом и не пахнет“. „Я лишь хочу вернуться домой, к тем, кого по-настоящему люблю“. „Надеюсь, эта невинная игра не разрушила того, что существует между нами“. Явно одна из многих, для кого Стефан был наперсником в любовных историях. Предлагаю отослать письма к отправителям. Но он хочет, чтобы бумаги исчезли вместе с ним. Я его послушный робот. Делаю, как он велит, собираю письма. Своей воли у меня не осталось.
В дверь звонят. Открываю. Актер из театра зашел навестить больного, принес двадцать пять красных роз в целлофановой упаковке. Принимаю букет, хотела пригласить его, но Стефан очень устал. И ни при каких обстоятельствах не желает принимать не посвященных в план. Кроме того, пока мы будем в театре, он договорился встретиться со своим юным другом Янусом, его учеником из актерского училища, которого Стефан в свое время спас от участи проститутки. Многие годы Стефан был без взаимности влюблен в Януса, но теперь все утряслось, и их отношения приобрели характер отцовско-сыновней близости. Янус — один из немногих посвященных, поэтому ему разрешено нанести прощальный визит.
Снова беремся за уборку, надо закончить до ухода в театр. Стефан отечески замечает, что нам с Элин надо сходить в какое-нибудь хорошее место, поесть за его счет, посидеть. Не думать о нем. Он все равно ничего по вечерам есть не может. Прямо перед моим уходом сообщает, что собирается лечь в больницу в воскресенье вечером, а таблетки примет в понедельник вечером, когда мы с Элин уйдем. Я понимаю, что в глубине души лелеяла надежду, будто он это не всерьез. После такого известия я не в состоянии ехать в театр на велосипеде, беру такси. В фойе встречаюсь с Элин. Мы сидим в середине шестого ряда, вместе с матерью, братом и невесткой Стефана.
Спектакль — красивое и скорбное прощание. Детский кукольный театр для взрослых. В своей скромной неловкости — студия в облике театра. Этюд, исполненный четырехлетним ребенком на концертном рояле. Серо-коричневые цвета, как на старом дагерротипе, две старые сестры, сыгранные театральными примами, по-детски им обожаемыми, — мечта о давно ушедших временах, которые никогда не вернутся. О двух фрекен из интерната — строгой, которая била, и доброй, которая потом раздавала конфеты. Психологическая травма его жизни, смонтированная в примитивный детский рисунок. Я не могу хлопать, вызывая артистов. Это все равно что хлопать смерти.
После спектакля — семейный сбор. Никто ни единым словом не упоминает Стефана, сына и брата. Как будто не осмеливаются вслух произнести его имя. Только брат, фармацевт, знает о его плане, но не о том, что это произойдет так скоро. Он мог бы достать Стефану таблетки и, несомненно, так бы и сделал, если б Стефан попросил. У него самого в шкафчике припрятаны таблетки морфина, себе и жене на случай болезни и инвалидности. Но Стефан не захотел делать брата соучастником своей смерти. Брат спрашивает о моей бессоннице, которую великодушно облегчает с помощью препаратов. Жалуюсь на таблетки, что он дал в прошлый раз, они не действуют. Он обижается. Напускное веселье матери патетично, я избегаю ее. К тому же у меня совесть нечиста из-за Стефана: он держит мать на расстоянии, отказывается принимать.
Беру с собой Элин за сцену. Выпиваем по бокалу с актерами. Я обещала Стефану, глядя им прямо в глаза, передать от него привет. Но не могу. Чувствую себя обманщицей, отгороженной от всего и всех роковой тайной. Элин не в состоянии вести светские беседы, зная, что Стефан лежит дома. Вскоре мы покидаем театр и располагаемся в близлежащем ресторане. Заказываем салат с утиной грудкой, однако не можем проглотить ни кусочка. Я рассказываю Элин, что ее отец собирается совершить самоубийство в понедельник. Она никак не комментирует мои слова. Вместо этого подзывает официанта и просит счет. Кладу рядом с нетронутыми тарелками крупную купюру. Сдачи не ждем.
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.
Джозеф Хансен (1923–2004) — крупнейший американский писатель, автор более 40 книг, долгие годы преподававший художественную литературу в Лос-анджелесском университете. В США и Великобритании известность ему принесла серия популярных детективных романов, главный герой которых — частный детектив Дэйв Брандсеттер. Роман «Год Иова», согласно отзывам большинства критиков, является лучшим произведением Хансена. «Год Иова» — 12 месяцев на рубеже 1980-х годов. Быт голливудского актера-гея Оливера Джуита. Ему за 50, у него очаровательный молодой любовник Билл, который, кажется, больше любит образ, созданный Оливером на экране, чем его самого.
О чем эта книга? Об американских панках и африканских нефтяниках. О любви и советском детстве. Какая может быть между всем этим связь? Спросите у Вадика Гольднера, и он ответит вам на смеси русского с английским и португальским. Герой нового романа Александра Стесина прожил несколько жизней: школьник-эмигрант, юный панк-хардкорщик, преуспевающий адвокат в Анголе… «Троя против всех» – это книга о том, как опыт прошлого неожиданно пробивается в наше настоящее. Рассказывая о взрослении героя на трёх континентах, автор по-своему обновляет классический жанр «роман воспитания».