Бомба для председателя - [112]

Воспользовавшись толчеей, которая обычно сопутствует посадке на самолет, Исаев неторопливо зашел за автопоезд, чуть пригнулся и пробежал вперед, прихрамывая на левую ногу. («Господи, как это смешно: хромой дед и с миной!») Рядом с автопоездом стоял громадный бензозаправщик, а за ним — «джип», в котором сидел молоденький парень — служитель из диспетчерской службы. («Это хорошо, что я смешон, — подумал Исаев. — Смешных жалеют».)

— Сынок, — сказал Исаев, — я из инспекции страховой компании «Аллианц», подбросьте меня вон к тому домику. Нога отказала, ковылять дальше не могу…

— Да, — ответил парень, — туда могу.

«Все в порядке, — решил Исаев. — Тот, который за мной следит, не видел, как я уходил. Да и следил ли кто? Сейчас они от меня не ждут финта. А может, и ждут… Черт их знает… Нет, все же, наверное, следили. Но, слава богу, этот самолет стоит далеко, из аэропорта не видно… Сейчас они позвонят, что я улетел, а к следующему рейсу подскочит Айсман. То есть через сорок минут. На следующий рейс много свободных билетов, я туда легко сяду».

Исаев позвонил из пустой комнаты диспетчерской службы в «Телеграф» и сказал:

— Добрый день, Кроне, было бы хорошо, узнай вы меня по голосу…

— Я узнал вас по голосу, добрый день…

— Слушайте меня внимательно. Я люблю меценатствовать, поэтому дарю вам сенсацию: перед смертью прокурор сказал мне, где скрывается убийца. Его зовут Иоахим Грос. Он связан с концерном Дорнброка, он функционер НДП… Я сейчас назову вам, на случай непредвиденных обстоятельств, его адрес… Неаполь, вилла Ноделя. Запомнили? Надо, чтобы один из ваших людей пробился через полчаса на радио с сообщением о местонахождении убийцы.

— А телевидение?

— Это вообще гениально. Теперь давайте-ка приезжайте в Темпельхоф, на радиоцентр, откуда поддерживается связь с самолетами. Возьмите диктофон и полицию. И ждите. Это пока все, что я могу вам сказать. Чао!

3

Исаев дождался, когда пассажиры вошли в «боинг» — Айсмана он заметил сразу, — обогнул три лайнера, которые стояли возле домика диспетчерской службы, и поднялся по трапу последним. Он знал, что Айсман всегда летает в хвосте, надеясь при катастрофе остаться в живых.

«Он может меня увидеть, когда я пойду в первый салон, — подумал Исаев. — Шляпу и пальто я захватил кстати, я пройду мимо в нахлобученной шляпе: впереди пусто. Старый идиот в нахлобученной шляпе, как из картин Хичхока. Аспиранты мои и аспирантки, где вы?»

…Айсман сидел около окна и деловито привязывался ремнями; он не обратил внимания на высокого старика в сером пальто и шляпе, который прошел вперед, поближе к пилотской кабине.

Когда стюардесса закрыла дверь, ведущую во второй салон, Исаев поднялся, постучался к пилотам и, не дожидаясь ответа, вошел туда.

…Самолет взмыл свечой.

Исаеву нравилось, как поднимались эти машины, они шли вверх, словно протыкая небо.

Он не стал дожидаться, пока выключится световое табло: «Не курить, застегнуть привязные ремни», поднялся и, бросив пальто на кресло, пошел во второй салон. В руках он держал «посылочку», которую на аэродроме вручили пьяненькой девушке, улетевшей в Рим сорок минут назад. Он подошел к Айсману. Тот не видел его: он приник к иллюминатору и смотрел на землю, то появлявшуюся, то исчезавшую в разрывах облаков.

— Айсман, — окликнул Исаев, — добрый день, старина.

Айсман вскинул голову, увидел Исаева с «посылочкой» и рванулся с места. Он забыл, что привязан ремнями, и поэтому упал в кресло, и вокруг него засмеялись.

— Пойдем ко мне в салон, — сказал Исаев, — надо поговорить.

Исаев неторопливо двинулся в свой салон, но остановился, потому что Айсман закричал:

— Нет, Штирлиц, нет! Она сейчас! Сейчас!

В самолете стало тихо, к Айсману подбежали две долговязые стюардессы — они подумали, что ему плохо.

— Когда? — спросил Исаев. — Над Германией?

— Над Альпами! Но то раньше, с тем рейсом — над Альпами. А сейчас — прямо здесь! Это же для того рейса!

— Тогда у нас есть десять минут, а мне больше и не надо. Пошли, в первом салоне нет людей, поболтаем.

Айсман кинулся следом за ним, оттолкнув стюардесс. Лицо его стало белым, на лбу выступила испарина. Он всегда боялся летать, он мучительно ясно представлял себе, как самолет разваливается в воздухе и он, Айсман, целых пять минут летит вниз, чтобы удариться о маленькую синюю землю, и это страшное видение перестало быть навязчивым кошмаром, а сделалось близкой и жуткой явью.

— Пойди к пилотам, пусть они ее выбросят! — прошептал он. — Штирлиц, иди туда! Штирлиц!

— На, — протянул ему Исаев «посылку», когда они перешли в первый, пустой салон. — Иди сам. Скажи им, что это мина, что вы такими штуками взрываете их в воздухе. Только сначала скажи радисту адреса твоих ребят, которые будут передавать радиосигнал этой мине, а потом мне скажешь, где тело Кочева, и объяснишь, как вы убили Ганса Дорнброка и кто тебе отдал приказ убить его. А после того как радист передаст это на землю, мы выбросим мину через люк…

— Ты сошел с ума, Штирлиц!..

— Нет, я не сошел с ума.

— Ты понимаешь, что она сейчас взорвется?!

— Понимаю. («Я даже не мог надеяться, что он так испугается. Сколько ему? Шестидесяти еще нет, это точно… Иначе он бы так не испугался. А может быть, испугался б еще гаже».) Но у меня нет иного выхода, Айсман. Если ты не скажешь мне все то, что меня интересует, мы сдохнем за компанию.