Филиппа кольнуло, когда он увидел Пьеретту в столь близком соседстве с Миньо. Но он не придал этому большого значения. Было вполне естественно, что накануне боя два руководителя делают смотр своим войскам. Филипп заказал вторую рюмку коньяку и снова принялся за письмо.
К десяти часам он уже выпил шесть рюмок коньяку. Организм его не был так проспиртован, как у его сводной сестры, он не чувствовал томившей Натали потребности глотать водку с первой минуты пробуждения. Он мог прожить «всухую» весь день, не испытывая от этого особых неудобств. Но вот уже несколько недель, как положение изменилось: стоило ему выпить рюмку, его тянуло выпить вторую, а за ней третью и так далее до потери сознания.
В тот вечер, когда в кафе зашли Визиль и Красавчик, он еще сохранял контроль над собой, за исключением непреодолимого желания пить рюмку за рюмкой.
Красавчик остановился на минутку около него, пожал ему руку.
— Пьеретта вернулась? — спросил Филипп.
— Собираешься еще кого-нибудь разоблачить? — спросил смеясь Красавчик.
— Может, и собираюсь, — ответил Филипп и, похлопав ладонью по исписанным листочкам, лежавшим перед ним на столе, добавил: — Пытаюсь разгадать подлые замыслы АПТО.
— Если разгадаешь, — сказал Красавчик, — расскажи об этом Пьеретте завтра утром.
— А сегодня нельзя?
— Она поздно вернется, уехала в Турнье, будет выступать там на собрании рабочих.
Филипп покачал головой.
— Как же она ночью оттуда поедет? По такой дороге опасно на мотоцикле ехать — темно.
— Она в автомобиле поехала, Жаклар ее повез в своей машине, — сказал Красавчик и, отойдя, сел за столик с Визилем.
«Значит, она солгала ему, — тотчас подумал Филипп. — Неужели он прав, ревнуя ее к Миньо?»
Он попытался продолжить письмо к Натали, но не мог сосредоточиться. Да и все, что он написал, потеряло теперь всякий смысл. Воображение рисовало ему, как Пьеретта и Миньо несутся по шоссе. Ему вспомнилось, как один из его школьных товарищей, долговязый Рип, у которого был свой мотоцикл, рассказывал, будто толчки и тряска мотоцикла возбуждают женщин до безумия. «Они сами умоляют меня остановиться и готовы отдаться в придорожной канаве», — уверял Рип.
В другом углу кафе Визиль о чем-то шептался с Красавчиком. Потом схватил сифон с содовой водой, нажал клапан и пустил струю в пол. Красавчик расхохотался и хлопнул Визиля по плечу.
Филипп заказал еще рюмку коньяку. А на листке письма к Натали он написал вдоль страницы:
«Да как же Пьеретта может целоваться с этим гнилозубым Миньо? Неужели ей не противны его зловонное дыхание, его нечистая кожа? У Красавчика по крайней мере хоть свежий цвет лица и губы как вишни. Но когда в женщине заговорит похоть, разве для нее имеет значение цвет лица?..»
Красавчик подозвал официантку и расплатился. Потом широким жестом протянул руку Визилю, как будто хотел сказать: «Согласен! Договорились, На жизнь и на смерть!» И опять захохотал.
«Дурак! — думал Филипп. — Где твоя Пьеретта? Отдается сейчас другому, взвизгивает, как сука».
Визиль ушел. Красавчик подсел к Филиппу.
— Выпей что-нибудь, — предложил Филипп.
Красавчик заказал стакан красного, а Филипп — еще рюмку коньяку.
— Почему ты сейчас говорил о мотоцикле? — спросил Красавчик.
— А я думал, что Пьеретта поехала на мотоцикле с Миньо.
— Видишь, как можно ошибаться, — сказал Красавчик и умолк на мгновение. Потом сказал тихонько: — Я много передумал за последние дни. Неправ я перед Пьереттой. А все оттого, что очень уж тоскую по родине. Я уверен, что Пьеретта — честная женщина.
— Тебе лучше знать, — заметил Филипп.
Красавчик поглядел на стопку блюдечек из-под выпитых Филиппом рюмок коньяку.
— Пьешь ты много, — сказал он.
— А интересно, как она называет Миньо, — сказал Филипп, — Фредерик или Фред? А может, «миленький»?
— Ты пьян, — сказал Красавчик, — пойдем я тебя доведу до дома.
— Смотри лучше за своей Пьереттой, а меня оставь в покое, — лепетал Филипп.
Красавчик молча взглянул на него, потом сказал задумчиво, как будто говоря сам с собой:
— Мерзко я вел себя с Пьереттой! И отчасти по твоей вине. Но я на тебя не сержусь. Ты о ней судишь по вашим женщинам, по тем дамам, каких ты видел в своей среде. Ты ничего не понимаешь в работницах.
— А ты ничего не понимаешь во француженках, — возразил Филипп и, наклонившись к Красавчику, забормотал: — Молодая женщина, француженка, красивая, умница, смелая и гордая, такая обаятельная, что в этой ужасной дыре ни одна бабенка ей в подметки не годится… Такая прелестная женщина, что даже мою мамашу она поразила, женщина, которая была бы на своем месте в любой гостиной… Да ведь ей стоит только пожелать выйти замуж, и от женихов отбоя не будет — и в Клюзо, и в других местах… А она с тобой сошлась. Как ты думаешь, почему она выбрала тебя?
Красавчик посмотрел ему прямо в глаза, Филипп отвел взгляд.
— Куда ты клонишь? — спросил Красавчик.
— Ты ведь и в политической работе помеха для нее, — продолжал Филипп. Тебе не хуже моего известно, что в Клюзо не уважают женщину, которая связалась с макаронщиком.
Красавчик схватил его за плечо и прорычал:
— Vuota il sacco!
Потом, вспомнив французское выражение, крикнул:
