Бомарше — Лекуантру, своему обвинителю. Шесть этапов девяти самых тягостных месяцев моей жизни - [15]
Уважающий вас и т. д.
Подпись: Карон де Бомарше».
Переписывая это сейчас, я принужден сдерживать себя, гнев до сих пор душит меня, я покрываюсь крупными каплями пота, и это здесь, в холодном краю, 6 января.
Наконец на следующий день г-н Серван присылает мне ответ, впервые написанный его собственной рукой:
«Вторник, 5 июня.
Не знаю, сударь, в котором часу г-н Дюмурье будет свободен, чтобы Вас принять; но повторяю, как только Вы окажетесь у него и он меня об этом уведомит, я поспешу прийти: либо утром до трех часов, либо вечером с семи до девяти часов.
Я буду весьма раздосадован, если у Вас будут неприятности из-за ружей, задержанных в Тервере по приказу императора.
Военный министр.
Подпись: Жозеф Серван».
Следовательно, о Лекуантр! Это оружие задерживалось в Тервере не по вине обанкротившегося торговца подержанным товаром и не по моей недобросовестности? И ни Провен, упоминаемый вами, ни какое-либо иное частное лицо не могло подразумеваться г-ном Серваном, когда он говорил о приказе императора, задерживающем наше оружие. Какими же дьявольскими памятными записками вы руководствовались, когда заклеймили меня?
— Ну вот, — сказал я, читая записку г-на Сервана, — первые пристойные слова, которые я получил по поводу этого странного дела, с тех пор как г-н Серван занял пост министра! Нет сомнений, что раньше он уступал постороннему нажиму.
Поскольку он соглашается переговорить со мной и своим коллегой Дюмурье, не требуя присутствия некоего другого министра, я начинаю думать, что его можно будет убедить.
Однако это совещание, о котором я настойчиво просил с 4-го числа, состоялось лишь 8-го, в девять вечера, и у г-на Сервана четыре дня было потеряно. Я повторил дело ab ovo;[24] возможно, потому, что я говорил о нем с горечью, с жаром по отношению к отчизне, я обрел то, что можно было бы назвать вдохновением момента; бесспорно одно, министры, тронутые всеми выпавшими на мою долю мытарствами, согласились на том, что Дюмурье напишет господам Огеру и Гранду, амстердамским банкирам, чтобы они, законно или нет это требование залога, внесли его за меня голландскому правительству; правда, в размере не трехкратной стоимости груза, как требовали голландцы, но однократной; что хотя и было столь же несправедливо, но тем не менее необходимо.
Пока г-н Дюмурье все это записывал, я сказал: «Однократная или трехкратная стоимость — это дела не меняет, поскольку в конечном итоге, когда будет возвращена залоговая расписка с пометкой о выгрузке, расход сведется к сумме банковского комиссионного сбора, а ружья будут уже на месте».
Господин Серван согласился выдать мне сверх полученных мною пятисот тысяч франков ассигнациями еще сто пятьдесят тысяч ливров под обеспечение моих двухсот пятидесяти тысяч, хранившихся в качестве залога в его ведомстве.
Ибо некий министр тогда еще не говорил, что семьсот пятьдесят тысяч ливров в девятипроцентных государственных контрактах не являются достаточным обеспечением для получения пятисот тысяч франков ассигнациями, не дающих никаких процентов и теряющих пятьдесят процентов стоимости при обмене за границей. Но мы еще к этому вернемся, дело того стоит.
Господин Серван также все записал, а я сказал ему:
— Располагая этим воспомоществованием, я, если понадобятся еще три-четыре тысячи луидоров, чтобы устранить в Голландии все прочие препятствия, пожертвую ими от чистого сердца.
И мы расстались, весьма довольные друг другом.
Но 12 июня, то есть четыре дня спустя, не получая ни от одного из них известий, я написал (очень рассерженный) следующее письмо г-ну Сервану, министру:
«12 июня 1792 года.
Сударь!
На последнем совещании, когда Вы и г-н Дюмурье любезно согласились обсудить средства, с помощью которых можно высвободить наши шестьдесят тысяч ружей из Голландии, я имел честь повторить Вам, что сумма, необходимая, чтобы привлечь на нашу сторону окружение высокого сената этой страны, может достигнуть трех-четырех тысяч луидоров и что без этой суммы я обойтись не могу.
Готовый принести делу эту немалую жертву, я вновь просил Вас авансировать мне сумму, достаточную для обмена на сто тысяч ливров в голландских флоринах, под обеспечение денежными бумагами на двести пятьдесят тысяч франков, которые были оставлены мною Вам в залог в превышение шестисот тысяч ливров, предусмотренных нашим соглашением в качестве обеспечения аванса, выданного мне г-ном де Гравом, потому только, что у нас была дружеская договоренность о беспрепятственной выдаче мне дополнительных средств, буде они мне понадобятся (тогда я этого не предполагал). Вы сказали мне, сударь, что, посоветовавшись (о формальной стороне), Вы не замедлите сообщить мне Ваш ответ. Удобно ли Вам, чтобы я за ним явился, или Вы его мне передадите? Успех самых серьезных дел, что бы там ни происходило в стране, зависит от подобных мелочей; и Вы сами видите, что — как бы одно ни противоречило другому — в тот самый момент, когда издаются декреты против взяточников, другим декретом г-ну Дюмурье ассигнуется шесть миллионов на осуществление подкупа в другом месте!
