Бомарше - [172]

На первый взгляд кажется, что такой ответ был дан исключительно из гордости, но более глубокий анализ наводит на мысль, что за письма запросили слишком высокую цену и что именно вопрос денег помешал их покупке, а следовательно, и уничтожению. Дело в том, что Бомарше скорее всего оставил свои финансовые дела в крайне расстроенном состоянии, ведь материальные проблемы преследовали его до самого последнего дня жизни. Пока его имущество находилось под арестом, многие его долговые расписки пропали, другие были погашены по номиналу обесцененными ассигнациями. Кроме того, государство по-прежнему удерживало внесенный им залог в государственных облигациях на сумму 745 тысяч франков, все эти годы он не получал по ним дохода, и его потери превысили 300 тысяч франков. Выданные же ему в качестве авансов ассигнации из-за постоянной девальвации не имели стабильной цены, и расчеты полагавшейся ему компенсации грозили вылиться в сумму, которая никак не могла его устроить.

Комиссия, назначенная Директорией, почти два года изучала это дело и вынесла решение, согласно которому Бомарше причиталось 997 875 франков, включая возврат залога. Это можно было рассматривать как победу Бомарше, ведь он получал от государства почти миллион, но он состроил недовольную мину и потребовал больше, хотя и этих денег вполне хватило бы на то, чтобы раздать долги и мирно закончить свои дни.

В ответ на требования Бомарше была назначена новая комиссия, которой поручили проверить расчеты первой. Этот новый орган отказался принять во внимание незаконную конфискацию имущества Бомарше в период, когда он ошибочно был объявлен эмигрантом. Это привело к тому, что теперь баланс оказался не в его пользу; по новым расчетам ему не только ничего не причиталось, но и сам он оказывался должным Казначейству около 500 тысяч франков.

Итак, Бомарше приходилось жить в роскошном дворце, который невозможно было продать, поскольку отныне он находился в залоге у Казначейства в качестве материального обеспечения долга, и принимать в нем лишь судебных исполнителей, понятых и прокуроров, а не сливки общества. Замученный бесконечными вызовами в суд и угрозами ареста, несчастный Бомарше оказался даже не в состоянии уплатить новый налог, которым облагались двести окон его дворца и четыре входа.

В его бумагах был обнаружен черновик послания министру финансов Рамелю, написанный им еще до того, как была создана счетная комиссия:

«Гражданин министр, клянусь вам, что мое положение становится нестерпимым. Я мог бы навести порядок во всем мире, отдай я этому столько энергии, сколько потрачено мною на письма по поводу ненавистного дела, которое иссушает мой мозг и омрачает мою старость. Я заимодавец терпеливый, но придет ли конец всем этим возражениям против выплаты долга! Я только и слышу — подождите, повремените, и ничего не получаю! Бегать, стучаться во все двери и не иметь возможности чего-либо добиться — это какая-то пытка раба, подданного старого режима, а отнюдь не жизнь, достойная французского гражданина.

Дозвольте мне поставить койку на чердаке вашего особняка. Вам будут напоминать всякое утро: он все еще здесь.

Тогда вы поймете, насколько человеку, доведенному до отчаяния, не имевшему на протяжении шести лет своего места и начисто разоренному, простительно жаждать, чтобы им наконец соблаговолили заняться.

Карон де Бомарше.

Париж, 30 жерминаля, VI года».

Эти жалобы были тем более обоснованными, что не только Казначейство Франции должно было ему миллион, который пыталось оспорить, но и Америка до сих пор так и не вернула ему свои долги, и по его подсчетам их сумма с набежавшими за все эти годы процентами приближалась к шести миллионам.

Он так и не доживет до того дня, когда долги ему будут возвращены. После его смерти г-жа де Бомарше при поддержке Гюдена продолжит эту борьбу. От состояния, накануне революции приносившего ренту в 150 тысяч ливров, у них остался лишь годовой доход, равный пяти тысячам франков.

Судебный процесс по делу Компании по распределению воды, закончившийся в 1808 году победой г-жи де Бомарше, увеличил ее состояние до одного миллиона. После ее смерти в 1816 году непогашенный долг Соединенных Штатов равнялся 6 миллионам 850 тысячам франков. После целой серии процессов, растянувшихся до 1835 года, наследники Бомарше были вынуждены подчиниться решению американского Конгресса: в результате следовавших одна за другой экспертиз долг американцев Бомарше был урезан до 4 миллионов 141 тысячи франков. Это тоже была весьма внушительная сумма, но Конгресс выплатил детям г-жи Де-ларю лишь ее четвертую часть, да и то только после того, как Евгения предприняла поездку в Америку, чтобы отстоять свои права как наследницы своего отца. Это редчайший случай в истории, когда подобная преданность народу, отстаивавшему свою независимость, была оплачена такой чудовищной неблагодарностью.

Чем же еще, кроме плотских утех и материальных забот, были заполнены последние годы жизни Бомарше? Он находил время и для театра, и для веселых стишков, и для светской жизни, и для переписки.

Перед самым возращением мужа из изгнания г-жа де Бомарше, возможно, для того чтобы раздобыть денег, дала разрешение на новую постановку «Тарара» с изменениями текста в республиканском духе. Вернувшись в Париж, Бомарше заявил протест по поводу внесенных театром изменений. Чуть позже ему удалось воплотить в жизнь одно из своих самых заветных желаний: он добился возобновления постановки «Преступной матери», снятой с афиши 10 августа 1792 года, через пять недель после премьеры. В 1797 году пьеса вновь вышла на сцену и пользовалась огромным успехом у публики.