Большой свет - [25]

— Няня, — закричала Наденька, кидаясь на шею испуганной Савишне, — няня, поедем назад в деревню!

И слезы брызнули ручьем из глаз бедной девушки.

— Няня, увези меня отсюда, я не хочу здесь оставаться. Здесь страшно; здесь все друг против друга.

Его убили нынче… Зачем убили?.. Поедем в деревню.

— Успокойся, матушка. Господь подкрепит тебя!

— Я сама не знаю, что со мною, — продолжала Наденька, — только мне хотелось бы умереть.

В эту минуту графиня отворила дверь и остановилась у порога.

В руках ее была записка.

— Не беспокойся, Наденька, — сказала она, — они драться не будут.

XIII

Еще не рассветало, а щегольская коляска уже промелькнула мимо Волкова кладбища и остановилась у запустелого места, назначенного для поединка. Из коляски вышли Щетинин в шинели с бобровым воротником и граф в бекеше с воротником, поднятым выше ушей, по случаю мороза. Они шли молча, волнуемые каждый различными чувствами. Щетинин думал о Наденьке, о письме, которое она, может быть, получит в девять часов, если он к тому времени не возвратится домой. Впрочем, он хладнокровно готовился к кровавой встрече. Граф казался очень недовольным и что-то про себя ворчал.

«Мальчики, — говорил он про себя, — мальчики! вздумали тревожить такого человека, как я. Что скажет министр, когда узнает, что я попал в такое сумасбродство?

А что делать? Щетинину отказать нельзя. Посмотрел бы я, чтоб кто другой пришел звать меня в секунданты, а к Щетинину не пойти, так он так осмеет, что после и глаз показать нигде нельзя будет. Черт бы его побрал!..

К тому же и жена моя тут замешана; я должен поддержать мою репутацию… И что было ей в этом Леонине? Сколько раз спорил я с ней; был бы он порядочный человек, или француз, а то корнет армейский. Бррр…»

Щетинин остановился.

— Здесь, кажется, — сказал он.

Граф робко огляделся, а потом надменно сказал:

— Какова неучтивость… наших противников до сих пор здесь нет! Могли бы они, однако ж, знать, что люди, как мы, не созданы для того, чтоб дожидаться.

— Не успели, может быть, — сказал Щетинин.

— Не успели? когда они знают, что они имеют честь иметь дело с нами; когда мы им делаем честь с ними стреляться, то они могли бы явиться в настоящее время…

Щетинин сел на случившееся тут бревно и погрузился в размышления. Граф всунул обе руки в карманы своей бекеши и начал прохаживаться взад и вперед, грозно нахмурив брови. Прошло полчаса.

— Бррр… — сказал граф, — холодно! Я думаю, у меня нос побелел. Посмотрите, пожалуйста. Знаете что? поедемте домой. Человек, как я, не ездит для того, чтоб быть на таком холоде.

— Помилуйте, — отвечал Щетинин, — как можно! они сейчас будут.

— Как хотите, я один уеду.

Он опять нахмурился и опять скорее начал ходить взад и вперед. Снова прошло полчаса.

— Ну, ей-богу, уеду! — закричал он. — Просто-таки уеду, сейчас уеду… Что они вправду дурачить нас хотят?

— Ради бога, — сказал Щетинин, — подождите еще немножко!

Между тем уж совершенно рассвело; кругом был снег и белая равнина. Вдали пестрые могилы Волкова кладбища, а за ним уж гудел первый говор пробуждавшегося города.

— Нет! — закричал граф. — Это уж слишком! Прощайте… Я покажу этим молокососам, что значит манкировать такому человеку, как я. Давайте мне их только, уж я их отделаю! уж я их!

Тут граф остановился.

Вдали скакала во всю прыть коляска и быстро к ним устремлялась.

— Наконец! — сказал Щетинин.

— Я думаю, — заметил граф, — что после неучтивости, которую они нам сделали, нам бы следовало уехать и заставить их оставаться на морозе.

Щетинин улыбнулся.

Коляска быстро к ним катилась, и, наконец, покрытые пеною лошади примчали ее к месту поединка. Из нее выскочил Сафьев.

— Один! — закричал граф.

— Один! — сказал с удивлением Щетинин.

Сафьев подошел к Щетинину.

— Князь, — сказал он, — два слова наедине.

Они отошли.

— Вот что, — продолжал он, — Леонин уезжает. Не знаю, каким образом узнали о вашем поединке, только голубчика моего спровадили.

— Я за ним скачу вслед! — закричал Щетинин.

— Не нужно; Леонин драться не будет и не хочет. Вы не знаете, что он был женихом Надины?

— Как, это он?

— То-то, что он. Он уступает ее вам, он знает, что вы ее любите.

— А кто сказал ему, что я люблю ее?

— Я…

Щетинин стоял неподвижный, устремив удивленный взор свой на Сафьева, который с своей бездушной наружностью отгадал глубокую тайну его души.

— Леонин просил у вас извинения, — продолжал Сафьев. — Жаль мне его: добрый малый, да глуп был сердцем.

— Поедемте к нему! — закричал Щетинин. — Я обниму его перед отъездом и поклянусь ему в вечной дружбе.

— Что до этого, — сказал хладнокровно Сафьев, — это опять пустяки.

Граф, заметив, что никакие смертоносные приготовления не угрожали его спокойствию, почел тут нужным вмешаться в разговор с тоном оскорбленного достоинства.

— Я очень удивляюсь… — сказал он.

Сафьев грозно на него взглянул.

— Мне странно кажется, — продолжал он, — что вы так долго заставляли ждать таких людей, как князь, например, или я, например. Разумеется, тут не было дурного намерения, однако ж все-таки, как бы то ни было, очень бы можно было, даже следовало бы…

— А! — сказал Сафьев. — Ваше сиятельство гневается, что вас понапрасну дожидаться заставили. Так зачем же дело стало? По-моему, всякая дуэль ужасная глупость, однако ж, чтоб сделать вам удовольствие, я готов.