Большой Приз Монте-Карло - [8]

– Конец света, оставляющий «Феррари» в трех секундах позади «Мерседес», это очень много, это целая вечность, – заявил Уголини.

– Через час мы должны позвонить в Модену пану Феррари. Мы вместе с Аморотти считаем, что нужно заменить оси и коробки передач, чтобы добиться лучшего распределения скорости.

А затем добавил в мой адрес:

– Не можем же мы проводить всю гонку на средних передачах. Это невозможно, я не прав, Аморотти?

Этим было все сказано. К этому он уже ничего не мог добавить, и нам оставалось только ждать, что решит Коммендаторе. Я и Меацци вышли.

– Я только что внимательно наблюдал за другими автомобилями, – сказал мне Меацци. – «Мерседес» легче, чем были в Буэнос-Айресе, но на входе в повороты их пилотам приходится корректировать рулем. Что касается «Лянча», в поворотах их заносит не так сильно, как «Феррари» или «Мазерати».

– Посмотрим, что через некоторое время Феррари скажет Уголини, но я думаю, что те шасси, которые мы использовали сегодня утром – лучшие.

– Если говорить о «Скуало», ты сам видишь, как они плохо ведут себя в поворотах.

И, поскольку он верил в судьбу, добавил:

– До воскресенья мы не сможем вынуть рук из масла.

У меня было такое же мнение, как и у Меацци – мне казалось, что нынешнее состояние автомобилей лучшее или, по крайней мере, наименее плохое. Но во время тренировок в пятницу и в субботу надо будет испробовать все возможные решения. Мы просто обязаны всё испробовать.

Коммендаторе верит в меня

Во время обеда я совсем не обращал внимания на то, что мне говорили моя жена и Розье. Мои мысли были заняты гонками, и слова, сказанные Меацци, меня удивляли. «Мерседес» и «Лянча» вели себя в поворотах хуже нас… и потом, провести сто кругов гонки намного труднее, нежели пройти один единственный квалификационный круг во время тренировки.

«Мерседес» не были неуязвимыми. Сегодня утром молодой Херрманн вылетел с трассы. При этом бедняга сломал ногу. Слишком сильно хотел отличиться. А как дела у остальных? Фанхио, подстегиваемый временем Аскари 1'42", показал время 1'41", что говорило о том, как сильно при этом он рисковал. Один журналист мне сказал, что на спуске к станции при прохождении поворота тот даже заехал на тротуар. После обеда схожу посмотреть то место, чтобы убедиться, что это правда, поскольку на побеленных бордюрных камнях должны остаться следы от шин.

Таким образом, во время обеда у меня постепенно появилась уверенность… а к десерту я уже чувствовал себя чуть ли не победителем… Вера в себя – прекрасная вещь!

Я всегда боялся гулять по улицам накануне гонки. Постоянно натыкаешься на кого-нибудь знакомого. Ввязываешься в разговор, а это возбуждает и очень сильно утомляет.

У меня было хорошее настроение, и чтобы его не испортить, я решил немного отдохнуть.

Войдя в номер, я увидел разложенный на постели смокинг. Я позвонил жене. Она еще находилась в столовой.

– Скажи мне, пожалуйста, зачем мне принесли смокинг? Ты же хорошо знаешь, что те великолепные вечера после гонок приводят меня в ужас.

Жена не удостоилась ответить на мой вопрос, но сказала мне:

– Позвони горничной и попроси её, чтобы его прогладили. Я забыла это сделать.

– Но…

– Никаких но… делай, как тебе говорят. Ты никогда ничего не знаешь. А вдруг выиграешь, и тебя пригласят к принцу Ренье, хорошо ж ты будешь выглядеть – без смокинга... Хорошенько выспись.

И положила трубку в приступе смеха.

Чтобы оправдаться перед самим собой за то, что я ей уступил, я подумал, что лучшим способом освободить от смокинга постель, куда я думал улечься, будет позвать горничную. Это оправдание было не самым лучшим, но в духе традиций мужского тщеславия.

Мой торжественный костюм отнесли прогладить… а сам я заснул сном праведника.

Через три часа меня разбудил телефон. Синьор Уголини хотел срочно встретиться со мной. Я хорошо выспался, чувствовал себя в хорошей форме, и у меня было отличное настроение. Его не могло испортить даже такое неприятное известие о том, что меня хочет навестить маэстро.

Решил, пусть лучше он зайдет ко мне в номер, нежели будет ожидать меня в холле. То, что он делает из этого некую тайну, скорее всего, означало, что его разговор с Феррари привел к серьезному решению, и он не хотел, чтобы нас кто-нибудь слышал. Меня всегда забавляло театральное поведение итальянцев, и я никогда не воспринимал их широкие жесты и сетования слишком серьезно. Поэтому я спокойно ожидал Уголини.

В номер он вошел торжественно, широко улыбаясь.

– Пришел сообщить тебе радостную новость. – На мгновение он замолчал, чтобы увидеть мою реакцию. Мне показалось, что мое «Это приятная неожиданность, маэстро» его разочаровало, даже смутило, но он продолжил:

– Я долго говорил с синьором Феррари. Рассказал ему о сегодняшних тренировочных заездах, и он мне сказал, дословно: «Только Тринтиньян может спасти нашу честь. Развяжите ему руки в выборе автомобиля, пусть выберет тот, который сочтет лучшим, считайтесь с его мнением.» Неужели это не радостное известие?

Разумеется, я не мог сказать ему «нет»… А сам сразу же подумал о вчерашнем прогнозе старого лиса Широна. Тем не менее, я приготовился к тому, что последует дальше. Я слишком хорошо знал Уголини. Сначала накормит обещаниями, чтобы тотчас же вслед угостить горькой пилюлей.