Большой Песец - [7]

– По этому вопросу – понятно. А по немецким военнопленным? Вы и в Ростове раненных немцев возвращали и в Риге вернули их немецкому командованию. Это принципиальная позиция?

– В Ростове все раненные немцы были отправлены во внутрь котла. Через две-три недели они всё равно оказались у нас в плену. А мы сэкономили ресурсы на их содержание и лечение, одновременно нагрузив этими проблемами командование окружённых войск противника. В Риге все раненные немцы прошли через медкомиссию. Отправлены были только инвалиды и тяжелораненые, по которым наши медики дали заключение, что они уже не смогут вернуться в строй. Пусть Гитлер лечит и содержит своих инвалидов. Все способные держать оружие и работоспособные пленные были переданы в НКВД, после подхода к Риге 2-й танковой армии.

– Но на немцев у Вас охраны хватило, хотя их и было несколько больше, чем полицаев.

– Я уже прокурору объяснял. Немцы в плену ведут себя по большей части спокойно. Основная масса устала от войны и понимает, что для них война уже закончилась. Главное для них, что погибать уже не придётся. Ну, поработают в лагерях, а потом война закончится и их домой отпустят. Немцам не грозил расстрел, у них была отличная от полицаев-предателей мотивация. И соответственно для их охраны можно было выделить заметно меньше сил. Реально их охраной были заняты только два взвода. Кроме того, передача в Елгаву эшелона с ранеными немцами прикрывала диверсию. Немцам было сообщено что будет два состава с раненными. Первый поезд прошёл. За ним второй, только вместо раненных он был загружен морскими минами и торпедами. Дистанционным подрывом этого эшелона была разрушена железнодорожная станция Елгава, была уничтожена передовая часть мехкорпуса СС разгружавшаяся там в тот момент и разрушен мост через реку. В результате было почти на двое суток задержано развёртывание немецкого корпуса. А это в свою очередь обеспечило в очень большой части успех обороны Риги.

– Поясните этот момент.

– Немцы скорее всего имели данные о том, что к Риге идёт наша 2-я танковая армия и торопились взять город до её подхода. Соответственно второпях командир немецкого корпуса и наделал множество ошибок, которые в конечном итоге и привели к разгрому и уничтожению корпуса.

– По пыткам – понятно, разобрались, не было их. По радиорепортажу, газете и листовкам – мы внимательно посмотрели и считаем, что это было оправдано и принесло пользу, – тихо и с расстановкой говорит Сталин, – Но, вот меня не покидает чувство, что немцев Вы, товарищ Брежнев, ненавидите всё-таки меньше, чем полицаев. Я прав?

– Да, Вы правы, товарищ Верховный Главнокомандующий.

– Обоснуйте.

– Война закончится. Из Германии надо, хошь – не хошь, будет делать дружественное государство. Не отдавать же её назад капиталистам. И дружить с немцами придётся. И никуда от этого не деться. И лет через пять-десять, после Победы, мы всех пленных в Германию вернём. За исключением, естественно военных преступников, и после того, как они всё ими порушенное восстановят. И приедут эти пленные в страну, которая уже несколько лет как дружит с Советским Союзом. И для СССР выгодно, чтобы эти пленные приехали в ГДР с нормальным, и даже положительным отношением к советским людям и Советскому Союзу.

– ГДР?

…лять. Опять прокол.

– Германская Демократическая Республика – товарищ Верховный Главнокомандующий. Как-то надо для себя будущую Германию от нынешнего Рейха отделять.

– А, почему «демократическая»?

– «Народная» – не подходит, по-немецки это будет звучать практически также как и «нацистская». «Социалистическую» и «советскую» – надо будет ещё им заслужить. А «демократическая» – в самый раз будет.

– Разумно. Но, мы отвлеклись. Полицаи?

– Полицаи – предатели. Предателей не прощают, их уничтожают. Это с врагом можно помириться, на наших естественно условиях помириться. И я очень сильно боюсь, что после войны, тогда, когда мы начнём отпускать пленных немцев в Германию, кто-нибудь у нас по доброте душевной попытается простить и амнистировать предателей.

– После всего того, что они натворили? – это не выдержал Бочков.

– Это сейчас представить невозможно, но пройдёт время, раны заживут, эмоции поутихнут и вполне возможно, что встанет вопрос – вот мы немцев отпускаем, а почему бы и своих оступившихся сограждан не пожалеть? Тем более что преценденты уже были.

– Это когда? – не сразу сориентировался Сталин.

– Амнистия 1921 года7. Того же Слащёва8 простили. Скажут – вот в Гражданскую простили, а почему сейчас нельзя?

– И почему, по-Вашему, нельзя?

– Белые не предатели, – Бочков напрягся, а Сталин в усы улыбается, – Белые были врагами. Они Советской Власти не присягали и соответственно её и не предавали. Но с врагом можно помириться, если он разбит и принимает твои условия. Вот тех, кто принял условия Советской Власти, того и простили. Ещё раз повторюсь – белые не предатели, а враги. Нынешние же полицаи – предатели чистой воды. И прощать их, я считаю, никак нельзя. Ни сейчас, ни через время. Даже через сто лет – нельзя.

– И что? Всех расстрелять? – интересуется Верховный.

– Кто заслужил расстрел – расстрелять. Те, кто нагадил не на расстрельную статью – лет на двадцать пять-тридцать в лагеря, лес валить, дороги строить, в шахтах работать. И что б никакой амнистии! И НКВД предупредить – что б, норму не выполнил – новый срок за саботаж, что б, палец себе порезал – срок за членовредительство. Что б все, кто из этой падали доживёт до конца своего срока – выходили бы уже ничего не могущими развалинами. Вот такое у меня отношение к предателям, товарищ Верховный Главнокомандующий.