Но особенно серьёзный контроль установили за нами, мальчишками.
Сегодня, например, мне обязательно надо повидать Яшу, но это невозможно. Он сидит взаперти за двойку по английскому: мама его наказала. Раньше, бывало, крикнешь со двора или там свистнешь, и друг выглядывал в окно. А теперь кричать или свистеть нельзя: за этим строго следит Люциина мама.
Конечно, приходится приспосабливаться.
Теперь мы носим в кармане по куску разбитого зеркала. Незаметно направишь в окно зайчика — и готово! Условный сигнал принят. Друг выглянет в форточку и при первой возможности обменяется с тобой словечком.
Вот до какой жизни мы дошли!
Я дождался-таки, когда дежурная ушла домой, и тут же вызвал Яшу к форточке.
— Яшка, брось «Трёх мушкетёров»! — попросил я.
— Не могу, — отказал он. — Ахмадей взял.
Разговор на этом пришлось прервать, потому что вернулась Люциина мама.
Ахмадея тоже запрягли. Всё свободное от уроков время его заставляли работать по дому.
— Труд — самый лучший вид физкультуры, — говорил его папа, кондуктор. — Полы моешь — пояснице и животу тренировка. За стиркой мышцы рук укрепляются. Когда сходишь за хлебом или на базар за мясом, то ноги спортом занимаются. При физической работе голова отдыхает. А для носа форточку можно открыть. Благо, свежего воздуха достаточно!
Девчонкам, конечно, было легче. У них и отметки лучше. Они умели приласкаться к мамам, поэтому им жилось вольготно. Они стали полными хозяевами «Большого оркестра».
Хозяевами стали, но веселее им от этого не стало.
Видели они, какая участь постигла нас, и поэтому мучились. Известное дело, у них доброе сердце.
— Если тебе некогда, я могу сбегать за булками, — говорила мне Маня.
Я оказался единственным мальчиком, кому, так или иначе, легче жилось: мама не особенно мучила меня.
Фатыма, которая раньше намеревалась нас перевоспитать, тоже заметно перестроилась.
— Задачку я уже решила. Не знаешь, как справился Ахмадей? — спросила она меня.
— Ахмадей решит! А что ему! — ответил я, хотя вовсе не был убеждён в этом.
— А ты всё же узнай, — настаивала Фатыма.
— Ладно, я схожу к нему, — согласился я. — А ты ему записку напиши.
Немного подумав, она ответила:
— Записку писать не буду. А решение задачки вот, можешь передать.
Однако Ахмадей отказался взять решение задачки.
— Девчонки сами натворили, так пусть теперь не подлизываются! — огрызнулся он.
Узнав гордый отказ моего друга, Фатыма огорчилась.
— Глупый он, вот что! — сказала она, разорвав на мелкие куски исписанный цифрами листочек бумажки.
Вообще-то я не против гордости, она мне даже нравится. Однако недавно я подумал и решил, что вести себя гордо можно в трёх случаях: когда становишься чемпионом, если на полюс слетал или уж разве орден Ленина заработал. А без такого повода, мне думается, гордиться незачем.
Бывали, конечно, у нас и счастливые дни. Особенно, когда по двору дежурили моя мама, Мании дедушка или бабушка Фатымы.
Фатыма никогда раньше не жила с бабушкой и поэтому теперь не чаяла в ней души. Нам было даже завидно. Фатыма гордилась своей бабушкой и считала её самой лучшей после няни Пушкина. Оказалось, что бабушка знает множество песен, и ещё она готовила такие вкусные блюда, которые не умела стряпать ни одна мама в нашем дворе.
Частенько Фатыма говаривала:
— Я прямо не знаю, как отблагодарить бабушку. Она ради нас так старается!
И вот однажды Фатыма рассказала нам, что решила в знак уважения научить бабушку говорить по-английски. Сама она на пятёрку изучала иностранный язык, и, наверно, ей ничего не стоило бабушку обучить английскому языку.
Вскоре выяснилось, что бабушка плохо запоминает незнакомые слова, но от уроков не отказывалась. Когда Фатыма начинала с ней заниматься, бабушка слушала её внимательно, хотя и не откладывала работу на кухне.
Как-то она сказала внучке:
— Ты, Фатыма, не требуй с меня так много. Для начала научи, как здороваться по утрам…
Скоро об этом узнал весь двор, и теперь, когда бабушка выходила на дежурство или просто посидеть на скамье, мы все бросались к ней и кричали ей разные английские слова, какие кто знал.
Бабушка не подавала виду, что не понимает, и всё повторяла одно и то же:
— Гуд дей!
При этом ей было безразлично, когда она нам отвечает: утром ли, вечером ли, днём ли.
Услышав её ответ, мы все весело смеялись. Смеялась и она сама. Только Фатыма очень огорчалась, что у её ученицы так мало успехов в изучении иностранного языка.
— А ты брось учить. Она уже старая, — советовали ей Маня и Зуляйха.
Однако Фатыма всё ещё воспитывала в себе характер и не могла бросить дело, за которое взялась.
