Большой, маленький - [23]

Может быть скопление облаков на горизонте было явлением постоянным, чем-то вроде украшения, как это бывает на обложках детских книг. Но даже воздух вокруг него — грозовой, с запахом озона — свидетельствовал об обратном.

Виолетта думала, что ТАМ всегда была весна. Но весна — всего лишь время года; она приходит и уходит. Все времена года можно сравнить с потоком быстро бегущих дней, это всего лишь перемена настроения. Это ли она имела в виду? Или она имела в виду — это молодая трава и свежая зелень, день весеннего равноденствия? Тогда весны не существует. Наверное, это шутки. Он почувствовал, что все, что она говорила в ответ на его настоятельные расспросы, было не более, чем шуткой. Его охватила холодная волна отчаяния: предгрозовое состояние, он знал, это и все же…

С возрастом он не стал ее любить меньше, он только потерял уверенность, что она последует за ним повсюду. Он понял это спустя год. Он был всего лишь спутником, помощником в ее странствиях. Он рассказывал ей сказки о мирах, в которых он никогда не был. А она уверяла его, что не было бы ни одной сказки, если бы не дом, который он построил. Он не понимал ее, но испытывал удовлетворение.

Даже спустя годы, после рождения троих дочерей, после того как столько воды утекло, его сердце отчаянно билось, когда она подходила к нему, клала маленькие руки ему на плечи и шептала на ухо: «Пойдем в постель, мой старенький козлик». Козликом она называла его из-за его бесконечной стыдливости.

Его дочери Вильгельмина и Нора вернулись домой из бассейна. Его сын /ее сын/ Оберон гордо шествовал через лужайку, держа в руках фотоаппарат с таким видом, как будто искал случая кого-нибудь щелкнуть. И его ребенок — маленький Август в матросском костюмчике, хотя он никогда даже не вдыхал запаха моря. Он назвал его Августом в честь месяца, когда безоблачные дни чередой следуют друг за другом. Он опять посмотрел на небо. Белые облака обволокла серая кайма и они стали похожи на грустные стариковские глаза. Среди теней, которые отбрасывали листья, появилась его собственная тень. Он отмахнулся газетой и переменил положение ног. Какое наслаждение.

Среди многих других весьма странных убеждений его тесть был уверен, что если человек видит свою собственную тень, он не может думать и отвечать ясно за свои чувства. Он также думал, что смотреться в зеркало перед уходом тоже плохая примета, которая может доставить немало беспокойства и тревог. Он всегда сидел, как сейчас, в тени или лицом к солнцу на удобном стуле, обитом кованым железом, зажав трость между колен и удобно оперевшись на нее руками; солнечные блики отражались от золотой цепочки, висевшей у него на поясе. Август уселся к нему на колени, слушая или делая вид, что внимательно слушает деда. Голос тестя слышался Дринквотеру, как бормотанье, одно из немногих, ничем не выделявшихся звуков, наполнявших сад: пение цикад, шуршание сена, которое ворошили на лужайке, звуков фортепиано из музыкального салона, где Нора выполняла свои упражнения. Аккорды звучали один за другим и напоминали слезы, стекающий по щекам.

ГОТОВО!

Больше всего ей нравилось держать ключи в руке, нравилось думать, что они из прочной слоновой кости и черного дерева.

Больше всего ей нравилось ощущать клавиши пальцами, нравилось думать, что они сделаны из прочной слоновой кости и черного дерева. Она нажимала по шесть-восемь клавиш, уже прекратив упражнения, а только слушая звучание и ощущая кончиками пальцев гладкую поверхность. Ее мать даже не заметила, что это уже не был Делиус, произведение которого она исполняла или пыталась исполнить. У матери не было слуха, она сама в этом призналась, хотя Нора в это не очень верила, потому что она сама видела красивый овал маленьких ушей матери, которая сидела за столиком, раскладывая карты и подолгу вглядываясь в них. Какое-то мгновение ее длинные серьги висели спокойно, потом она поворачивала голову, чтобы взять из колоды очередную карту и все приходило в движение: серьги и бусы начинали раскачиваться. Нора соскользнула с круглого полированного стула и подошла посмотреть на занятие своей матери.

— Тебе следует прогуляться, — сказала Виолетта, не поднимая глаз от карт, — сходи на озеро с Тимми. Сегодня очень жарко.

Нора ничего не стала говорить, что она только что вернулась с озера, потому что она уже говорила матери об этом и если до матери это еще не дошло, то она не считала нужным повторять снова. Она только смотрела, как ложатся карты под руками матери.

— Ты умеешь делать карточный домик? — спросила она.

— Да, — ответила Виолетта, не отрывая глаз от карт. Увлеченная картами, Виолетта не улавливала смысла того, что говорили ей другие люди, а всегда запоминала совсем противоположное тому, что было сказано, чем очень огорчала, а порой даже ставила в тупик своего мужа, который усматривал в ее ответах на обычные вопросы некую истину, которую Виолетта знала, но не могла сказать. С помощью своего тестя он исписал целые тома своими наблюдениями. Ее дети, впрочем, почти не замечали этого. Нора переступала с ноги на ногу, ожидая, что мать выполнит ее просьбу, но так и не дождавшись, забыла о ней. Пробили каминные часы.