Большой Кыш - [60]

— Вот-вот. И я так подумал. Думаю, раз этот кыш сам по себе, пусть сам и выпутывается. А потом понял: ты попал в переделку, ведь за просто так ты свой чайник никогда не бросишь. Решил искать. В траве нашел твою левую гульсию, а на елке увидел правую. Хорошо, мне луна со Светляком помогли, а то ни за что бы мне тебя в темноте не найти.

— А потом? — буркнул Бяка.

— А потом я сову увидел. Она спала на соседнем дереве. Тогда я догадался, кто тебя сцапал. Спрятал барабан под куст и полез на елку. Повезло, что она ветвистая оказалась, только смолистая очень. Но я в лист вяза завернулся, чтобы не прилипать. Снаряжение для лазания у меня всегда с собой. В общем, добрался кое-как до дупла, выковырял совиную затычку и принюхался: пахнет мятой и полынью, значит, ты здесь. Вот и все.

Бяка чувствовал, что надо поблагодарить Сяпу за спасение, но никак не мог найти нужные слова. Он тер уши, надувал щеки, выпучивал глаза, но все равно сказал не то, что следовало:

— Сейчас найдем твой барабан и пойдем в Большую Тень. Тебе ведь туда надо? А мне все равно куда.

— Нет, не пойдем, — воспротивился Сяпа, — я один пойду. У меня ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ! Я должен найти цветок папоротника, вылечить Ася и снять проклятие с нашего племени за то, что ты разбудил Хнуся и погубил яйцо. Это важное и опасное дело, а ты ко мне просто так приблудился, от нечего делать. Иди домой.

Бякины глаза потемнели.

— Нет, не уйду. Тебе повезло — ты уже знаешь свое ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ, а я еще нет. Ась сказал, что не все кыши узнают о нем сразу. А те, кому это знание пока не открылось, должны пытаться понять, зачем они родились на свет. Поэтому мне ничего не остается, как идти вместе с тобой, да и две пары лишних лап в трудном походе не помешают.

Сяпа молчал. Сяпа думал. Вдруг Бякой движут не вредность и упрямство, а раскаяние и благородство? Что тогда? Тогда очень глупо с его, Сяпиной, стороны нападать на Бяку и отказываться от помощи.

— Ладно, — сдался маленький кыш, — раз судьба свела нас вместе, пойдем. Вот только отыщем мой барабан.

И пусть не осуждают Сяпу те, кто никогда не шел один по темной лесной дороге навстречу опасности и неизвестности. Пусть они убедятся сами: вдвоем трудный путь покажется легче, даже если твой попутчик — Бяка.

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ Второй день пути

Сяпин супчик.

Честная дележка.

Суровые законы большого леса.

Вот он, берег!

Шел второй день пути. Лучики рассветного солнца пробрались-таки в шалаш, сложенный на скорую лапу маленькими путешественниками накануне вечером, и стали щекотать кышьи носы и пятки. Тщетные усилия! Кыши дружно сопели, накрывшись большим толстым лопухом. Прошло не менее часа, прежде чем солнышко разбудило лежебок. Первым проснулся Сяпа. Он проснулся оттого, что большой ночной мотыль, спасающийся от света и утренней прохлады, терся о его брюшко в поисках убежища. Сяпе хотелось перевернуться на живот, но он боялся раздавить мохнатого летуна и терпел, сколько мог, согревая его своим теплом. Только когда от мотыльей щекотки у кыша зачесались лапы и бока, он осторожно пересадил настырное насекомое на освещенный солнцем теплый корешок. Благодаря своей маскировочной окраске тот мгновенно слился с коричнево-серой поверхностью дерева. «Умеют же некоторые устраиваться! Это вам не заметная розовая шкурка, это — шкурка-невидимка. Никто тебя в ней не видит, а значит, никто не съест», — позавидовал он мотылю и принялся за дела.

Кыш достал из своей торбы поджигательную льдинку и, поймав ею солнечный луч, разжег костер. Потом он наполнил Бякин чайник росой, терпеливо собрав ее из листьев-зонтиков, и подвесил чайник над огнем. Сбор ягод и вкусных пряных корешков не занял много времени. Раз, два, три — и чайник- выхухоль уже бурлит животом, источая носом благоуханный аромат.

Сяпа заглянул в шалаш, не проснулся ли его приятель, и забеспокоился. Бяка спал, сложив на груди лапы крест-накрест, и чмокал ртом, что свидетельствовало о здоровом, глубоком сне. Так он мог проспать еще долго, а кышам пора было собираться в дорогу. Сяпа растерялся. Будить кыша — плохая примета, особенно в трудном походе. Что делать? Кыш решил ждать. Нечего дергать судьбу за усы тому, кто боится даже собственной тени.

Прошло около часа. Бяка не сразу понял, что уже проснулся. Первым понял это его нос: он зашевелился, уточняя направление аппетитного запаха, шедшего от Сяпиной стряпни, и два раза чихнул в знак одобрения.

— Бяка, — тихонько окликнул Большого Кыша Сяпа, — ты проснулся?

Тот молчал.

— Никогда раньше не замечал, что Большой Кыш умеет спать, как заяц, с открытыми глазами, — удивился вслух маленький повар.

— А я и не сплю вовсе, я думаю, — пробурчал Бяка.

— О чем же? — насторожился Сяпа.

— О том, чем это так вкусно пахнет?

— А-а-а! Пахнет супом. Я в твоем чайнике суп сварил.

— Суп, говоришь? Суп — это дело! — сразу оживился Бяка, энергично выбираясь из шалаша.

В Бякином брюшке уже давно и голодно скворчало, ведь живот, как и его хозяин, лег вчера спать, не поужинав.

Сяпа достал из торбы одну глиняную плошку и одну деревянную ложку (он же не знал, собираясь в дорогу, что у него будет попутчик). Кыши посчитались, кому первому есть. Выпало Сяпе. Сяпа деликатно съел несколько ложек, капнул супа на березовый листок Светляку и передал суп Бяке. Тот в одно мгновение опустошил всю посудинку. Будь он ужом, то вылизал бы чайник изнутри. Насытившись, кыши обнялись и затянули хором кыший «Гурман-марш»: