Большой Кыш - [35]
— А кто это?
— Ась рассказывал, есть такие громадные кыши. Толстые и ушастые.
— Верно-верно, — обрадовался Тука, — путешествовать в гости — это здорово! А как ты думаешь, на твоей вороне полтора кыша поместится? Большой Кыш и большой наполовину. Я про Сяпу говорю. Он тоже хочет посмотреть мир.
— Нет, — сказал Бяка. — Все кыши — трусишки. Сяпа трусливее всех. Он боится высоты и сквозняков. А высоко в небе ничего, кроме сквозняков, нет. — Бяка хитро глянул на Туку. — Я знаю только одного смелого кыша, который может в одиночку биться с целой стаей хищников, — вот этого кыша я, пожалуй, взял бы с собой.
— Кого это? — замирая не то от гордости, не то от ужаса, спросил Тука.
— Одного моего приятеля, — улыбнулся Бяка. — Он храбрец!
Тука, конечно, понял, кого Большой Кыш имел в виду, но он еще не решил, хорошо ли быть приятелем Бяки. К Бяке в последнее время все относились довольно прохладно, и поделом! Люля говорил, что Бяка крал чужие вещи, а это очень гадко.
За разговором вся компания быстро добралась до «Теплого Местечка». На крылечке Бяка аккуратно вытер лапы о сплетенный из тонких прутьев коврик и вошел в дом с вороненком на плечах. Тука остался у двери. Всем было хорошо известно — Бяка не любил гостей. Долгое время из дома не доносилось ни звука, и Тука уже собрался уходить, как вдруг откуда-то из глубины раздался грубый Бякин голос:
— Эй, заступник птичьих детенышей, где ты там? Заходи! Только хорошо вытри лапы. Там у меня три коврика: один для меня, другой для Ася, третий для Енота. Вытирай о любой.
— Прямо как в песенке, — засмеялся Тука. — «В доме Хрум-Хрума коврика три. О каждый старательно лапы потри».
Он тщательно выполнил просьбу хозяина и вошел.
— Ой, Бяка, — громко воскликнул он, — как у тебя красиво!
Бяка не слышал его. Он возился в соседней комнате с вороненком. Тука огляделся. Бякин дом был светлый и уютный. В нем царил исключительный порядок. Все лежало на своих местах. Стены были увешаны снизу доверху полками. На них стояло множество странных предметов. То есть предметы были самые обыкновенные: чашки, тарелки, чайники, — но их было так много, что поневоле приходил на ум вопрос: откуда столько? Кыши Маленькой Тени пользовались старой, довольно побитой глиняной посудой, принесенной из большого леса. А эта посуда была новой и абсолютно целой.
«Ой-ой-ой, — подумал Тука. — Значит, Дысь прав: Бяка — воришка. Ого, сколько успел украсть! Наверное, устраивал набеги через подземный ход в Большую Тень, ведь ни у кого из наших нет такой красивой посуды. Зря я поверил, что Бяка исправился. Он такой же гадкий, как и раньше». Кыш горько вздохнул и вышел из хижинки.
Там, у орешника, Бяка показался Туке добрым, благородным кышем. Но сейчас едкое сомнение опять вкралось в душу. И он уже не знал, кто же такой Бяка на самом деле. Сколько в нем доброты, а сколько злости? Сколько совестливости, а сколько бессовестности? И если Дысь прав, если Бяка украл у Сяпы Сурка, принуждая его жить в рабстве, то что ожидает бедного вороненка?
Расстроенный Тука взобрался на холм, цепляясь за кусты вереска, и увидел медленно бредущего навстречу Ася. В большой шляпе и с большой кошелкой.
— Здравствуй, Ась, — печально поприветствовал он старика. — Как дела?
— Да какие мои дела? Вот несу лечебные травы Бяке. Сороки говорят, он приютил раненого вороненка. Добрый кыш наш Бяка, хороший.
— Это Бяка-то хороший? Это Бяка-то добрый? — рассердился Тука. — Он Сурка украл и тиранит его рабством, наворовал вещей у кышей полон дом. Одних чайников штук десять. Да к тому же у тебя Амулет стащил.
— Это кто ж тебе скажал, что Амулет взял Бяка?
— Но его же у тебя нет… А кто его мог взять, кроме Бяки?
— Да я сам его отдал на время кышу, который в нем очень нуждалшя. Кштати, сегодня он мне его вернул.
Ась вынул из-под шляпы сверкающее яйцо. Увидев Амулет, Тука охнул и развел лапами:
— Ну, я не знаю… А Сурок? Сурка, что, тоже на время кому-то отдали?
— Нет, Сурок сам ушел. Через подземный ход. У него появилась шемья в Большой Тени. Сурчиха родила ему двух сурчат. Вот он и пропал. Растит малышей. Дело обычное. Житейское. — Ась бережно спрятал Амулет, открыл коробочку с молотым перчиком, нюхнул, чихнул, опять чихнул, еще чихнул и потом уж спросил: — Ну что там еще на Бяку в твоем досье? Посуда? Про это, малыш, расскажать не могу, это Бякин шекрет. Но поверь, все крашивые вещи, которые ты видел в «Теплом Мештечке», он ни у кого не крал. Это я жнаю точно.
— Значит, в Маленькой Тени не было никаких краж и никто не брал гамачка, поилки? Выходит, БЖ все это придумал? Нет среди нас воришек?
— И кражи были, и воришки ешть. Но не будем спешить ш выводами. Жизнь сама все покажет. Надо только подождать.
Ась достал из кошелки и протянул Туке две пары сиреневых носков (этот цвет Тука любил больше всего). На прощание старик полобунился с Тукой, похлопал его по плечику и сказал:
— Белая Жилетка — хороший шыщик. Он ошибшя чуть- чуть. Воришка не Бяка. Это раз. В Книге Мудрошти нет ни слова о наказании. Это два. Все мы ижо дня в день учимся доброте. Злошть и мштительношть в этом деле не помощники. Это три. Думаю, нам следует проявить терпение и деликатношть. И наказывать мы никого не будем, потому что наказывать некого. Было бы неплохо, ешли бы ты передал вше это Дысю.
