Большой куш - [57]

— Ты сообразительный парень, Дэнни, — с трудом выдавила она. — Но ты же знаешь, что сейчас нас с Беном уже разыскивает полиция. И мне нужна медицинская помощь. — Она постаралась, чтобы ее голос звучал как можно жалобнее. — Пожалуйста, развяжи веревки. Ты очень сильно ударил меня по голове. Меня тошнит.

— А как насчет прекрасного аспергама?[26] У меня есть обычный и со вкусом вишни.

— Ради Бога, у меня, возможно, проломлен череп.

— А по-моему, с тобой все чертовски неплохо, — возразил Дэнни. Он помолчал и вдруг нахмурился. — Мне показалось, что Гар обратился к тебе офицер. С чего бы это?

Она пристально посмотрела на него и спокойно ответила:

— Понятия не имею.

— Я думаю, что ты коп, Клаудия.

— Ты много о чем думаешь, Дэнни, гораздо больше, чем все остальные.

Он рассмеялся.

— Надеюсь, что да. — Он провел большим пальцем по ее губе и сказал: — Я хотел бы, чтобы мы подружились. Честно говоря, друзей у меня не так уж много. — В его голосе звучало явное сожаление.

— Я не против, — откликнулась Клаудия. — Только развяжи меня.

— Нет. Ты еще поспишь тут немного. Я подсыпал тебе в воду чуть-чуть своих лекарств. Мне они больше не нужны — я чувствую себя превосходно. Ты должна полежать спокойно, пока мы не доберемся до дома Стоуни. Ночью я туда плыть не собираюсь, потому что мне нужно все четко видеть. Допустим, он получил от Зака своего брата. Если Бен будет там, он заставит Стоуни торговаться со мной за тебя. Сам Стоуни за тебя и гроша ломаного не даст. Если же Стоуни не получил своего брата, я скажу ему, что Бен у меня в лодке, вместе с тобой. Видишь, как все получается? — Дэнни самодовольно усмехнулся.

Клаудия закрыла глаза.

— Поэтому я позвоню ему, когда мы подойдем поближе к берегу. Скажу ему, что он должен встретить нас на пристани с Глазом Дьявола и дневником.

Клаудия молчала.

— Потом я хочу пристрелить его прямо с лодки, чтобы голова его лопнула, как перезрелая тыква. Так было с Гаром. Потом я заберу свой клад. Он наверняка держит сокровища у себя в доме. Поскольку у Стоуни большой дом, он не откажется от того, чтобы оставить их у себя под рукой. Ведь он может всегда видеть их, чтобы знать, что с сокровищами все в порядке, — с улыбкой говорил Дэнни.

Он касался пальцами горла Клаудии, прислушивался к ее дыханию и наслаждался этим моментом. Он явно был в восторге, оттого что ему удалось взять верх над Гаром. Внезапно она поняла, что жизненных успехов у Дэнни было, видимо, не так уж и много.

— Но если в доме Стоуни нет этого изумруда, твой план сорвется.

— Почему? Я выстрелю только в том случае, если он отдаст мне камень и дневник или скажет, где они находятся.

— Этот дневник, — заискивающе произнесла Клаудия. — Расскажи мне еще раз, как он выглядит, Дэнни. Возможно, я видела его где-нибудь у Стоуни.

Какое-то мгновение Дэнни испытующе смотрел на неё, нежно касаясь подбородка, который по-прежнему болел. Затем он подошел к шкафу в углу каюты и открыл его ключом, висевшим у него на шее. Из выдвижного ящика он вынул листок бумаги, испещренный полосками плохой фотокопии, и поднял его у нее над головой.

Она повернулась в положение, из которого могла рассмотреть страницу, на которой были нацарапаны какие-то каракули, действительно напоминавшие текст, написанный от руки в девятнадцатом веке. Она с трудом могла разобрать слова.

В конце мая 1820 года небольшой отряд, возглавляемый шхуной «Рысь», преследовал вдоль побережья Техаса маленький флот Лаффита, состоявший из двух шхун и бригантины. Было серьезное опасение, что Лаффит мог просто перебраться на другой техасский остров и устроить там свой новый пиратский лагерь. Капитан Мэдисон получил приказ игнорировать выданную Лаффиту командором Паттерсоном бумагу на безопасный проход, что очень беспокоило меня. Наше слово на море должно быть твердым. Но в Вера-Крусе Мэдисон получил доклад об испанском корабле «Санта-Барбара», нагруженном золотом и драгоценностями. «Санта-Барбара» пропала в западной части залива — при ясной погоде! — за несколько недель до того, как Лаффит отказался от нападения на торговые суда, и я подозреваю, что правительство считает его причастным к этому. Я опасаюсь, что никто так и не проинформировал мистера Лаффита об изменении отношения нашего правительства к нему.

Мы обстреляли корабль Лаффита к югу от бухты Матагорда, но он свернул в лабиринт бухточек и отмелей, защищенных от моря узкими полосками барьерных рифов, и мы не могли преследовать его без риска сесть там на мель. Мы задержали его при выходе из бухты Святого Лео только на следующее утро. Наша добыча на его корабле была скудной: немного шелка, мадера, не больше нескольких горстей монет — практически ничего для такого великого пирата. Его грубые и упрямые люди были голодными и обессиленными. Никаких следов испанских сокровищ мы не обнаружили. Благодаря обещаниям избавить команду от судебного преследования нам удалось склонить людей Лаффита на нашу сторону. Мы эскортировали пиратский корабль в Вера-Крус; что случилось с ним после этого, я не знаю. Всех нас заставили поклясться — да еще и заплатили за это, — что мы не станем рассказывать об этой операции, потому что она проводилась вопреки законной охранной грамоте. К тому же наши военные опасались кривотолков. Я сошел с корабля в Новом Орлеане и вскоре после этого узнал, что «Рысь» вместе со всей командой погибла во время шторма по пути на Ямайку, куда она шла для борьбы с пиратами Карибского моря. Поскольку из всех свидетелей остался я один, мне не пристало бесчестить память капитана Мэдисона и публично рассказывать о том, что сделал наш военный флот. Только на бумаге я могу записывать свои мысли без страха и утайки. Для тех, кто помнит героическую службу Лаффита для Нового Орлеана — и для всей Америки — во время последней войны с Британией, нарушить свое обещание, пусть даже данное пирату, представляется особенно скандальным и несправедливым.