Большой Хинган - [10]
Андрею пора было на свой пост. Там ребята тоже увязывают, укладываются, получают боекомплекты. Уходить не хотелось, ноги точно приросли к месту. Сказал, стараясь придать голосу беззаботность.
— Нина, тебя Расцелуйко сколько раз щелкал? Подари фото.
— Это еще зачем?
Внезапно Андрей увидел Нину такою, какой она была в эшелоне, который вез их сюда: готовой острым язвительным словцом тотчас остудить пыл любого ухажера. Карие глаза смотрели с изрядной долей насмешки. Андрей покраснел. Глаза девушки неожиданно потеплели, улыбка смягчилась мимолетной ласковостью.
— Подожди, — тихо сказала она и скрылась в будке. Андрей отошел в сторону: ему показалось, что все, кто находятся в машине, слышат стук его сердца.
— Товарищ ефрейтор!
Из будки высунулась Ангелина и помахала белым квадратиком бумаги. Андрей подбежал.
— На, береги! — подмигнув, проговорила она с улыбкой.
Андрей схватил фотокарточку, отдал честь и пошел, счастливо улыбаясь. Лишь пройдя шагов пятьдесят, на минуту остановился, взглянул на фото.
Должно быть, это было в прошлом году в Литве: осыпанная крупными ягодами вишня и Нина — смеющаяся, с разлетевшимися волосами. Воротничок гимнастерки расстегнут, пилотка зажата в руке. Как она догадалась, что ему хотелось бы именно такую карточку? Андрей перевернул фотографию. На обороте химическим карандашом торопливо нацарапана строчка: «Андрею Кречетникову на память от Н. Ю.».
Теперь пусть марш до границы через безводную степь, пусть впереди схватка с японскими самураями! Он пройдет эту войну и останется живым. Иначе и быть не может!
…На посту все было готово к отъезду. Только стояли пустыми канистры для воды. Старший сержант Легоньков, все эти два месяца каждый день проклинавший Монголию — он так и не привык к ее сухой удушающей жаре, Елпанов и Колобов, сидя на земле у машины, снаряжали запасные диски к автоматам. Лесин и Кокорин, чтобы убить время, начищали песком свои котелки.
Кречетников слазал в будку автомашины, убедился, что его вещмешок никуда не засунули. Заодно пожевал сухого чая, в свое время позаимствованного на кухне у Максюты. Впрочем, винные пары и запах уже выветрились.
Спрыгнув на землю, Андрей увидел дневального по роте, наблюдателя с поста старшины Фоменко, подходившего к их машине.
— Коммунисты, на собрание! — крикнул тот еще издали.
Старший сержант Легоньков встал и оправил на себе гимнастерку.
«Значит, еще час, а то и два…» — подумал Андрей.
Но Легоньков вернулся быстро. Лицо начальника радиостанции было хмурым и как-то брезгливо перекошенным.
— Вчера американцы кинули на японский город — забыл название — новую бомбу какую-то: атомную. Смели начисто, — сообщил он о том, что сказали в числе прочего коммунистам.
— Одной бомбой? Здорово! — восхитился Андрей.
Старший сержант покосился на него:
— В городе, в метрополии, по-твоему, танковые соединения стояли или несколько дивизий пехоты?
— Это что же такое: атомная? — поинтересовался Кокорин.
— Атом — мельчайшая частица, из которых все состоит, — пояснил Елпанов.
— Этими частицами бомба и заряжена?
Елпанов пожал плечами. Солдаты тогда еще ничего не знали об атомном оружии.
— А черт с ними, враги же, — неуверенно, однако, произнес Кречетников, глядя на друга.
— Не народ войну развязал. Эти наши союзнички… — Легоньков не договорил и только сплюнул в сторону.
— Кончать надо с Квантунской армией, — вырвалось у Колобова. Лицо его побагровело, глаза сверкали. — Тогда и японский народ спасем. Воду везут! — объявил он, заметив приближающиеся автомашины.
7
На вносовцев легла большая ответственность. Позади катилась лавина мотострелкового корпуса. Японская авиация могла появиться каждую минуту, а в степи спрятаться негде. Единственное спасение — заранее предупредить противовоздушную оборону о приближении вражеских самолетов. Поэтому один из наблюдателей все время ехал стоя на крыле автомашины, следя за воздухом.
Танки путь себе не выбирали. Они легко перемахивали через невысокие гряды холмов и каменистые россыпи, их не задерживали сухие русла речушек, в которых сейчас не было ни капли воды.
Автомашине то и дело приходилось совершать объезды. Вчера в одной долине они внезапно попали, как в ловушку, в густую траву. В рост человека, трава закрывала смотровое стекло и наматывалась на дифер. Каждые сто — сто пятьдесят метров останавливались, и кто-нибудь лез с ножом под машину. Колобов отбил себе зад, трясясь на крыше будки. Оттуда он кричал Лесину, поворачивать ли руль влево или вправо. Машина шла вслепую.
Сегодня днем уперлись в одну из сопок. Подъем на нем был настолько крут, что Лесин, выйдя из кабины, с сомнением покачал головой. И задняя и передняя оси у «шевроле» были ведущими, но при такой крутизне это вряд ли могло помочь.
Ниязов взобрался на вершину сопки, позвал к себе Лесина. Тот нехотя полез наверх.
Сержант кивком показал, что впереди по лощинам проехать можно будет далеко. Знал, такая перспектива должна воодушевить шофера.
Все, кроме Кокорина, который в случае, если машина поползет назад, должен был тотчас подложить под задние колеса железные колодки, встали по бокам «шевроле». Выругавшись, Лесин влез в кабину и завел мотор.
