Большой эсперанто-русский словарь - [6]
Приведённые примеры показывают, насколько в любом языке всё переплетено и взаимозависимо и что малейшее изменение влечёт за собой целый ряд других, иногда довольно серьёзных. К сожалению, ограниченный объём этой статьи не позволяет нам в полной мере проанализировать поднятый вопрос. Думается, он мог бы стать темой целой диссертации. Если же говорить о трактовке подобных словообразовательных элементов в нашем словаре, то тут мы руководствовались практически только своей интуицией. Поэтому ряд приставок и суффиксов, отсутствующих в Fundamento, получил у нас полное право на жизнь. Это касается, в основном, давно употребляемых словообразовательных морфем, таких как суффиксы: -i-, -iv-, -iz-, -oid-, -ik-, приставки для образования кратных и дольных единиц измерения: centi-, mili-, kilo- и др. Однако большинство подобных элементов всё-таки трактуется у нас как часть корня. Конечно, это даёт повод критикам упрекнуть нас в непоследовательности. Но наша непоследовательность объясняется непоследовательностью самого описываемого нашим словарём объекта, т. е. языка эсперанто. И пугаться этого явления не надо, ибо оно лишний раз доказывает, что эсперанто развивается по тем же законам, что и все живые языки.
Только что затронутая проблема непоследовательности быстро перерастает в проблему субъективности. И хотя мы старались отразить самые разные тенденции и источники, мы вынуждены признать, что наш словарь весьма и весьма субъективен. Но возможен ли вообще абсолютно объективный словарь? Смеем предположить, что нет. Субъективен PV, субъективны PIV и NPIV, субъективны словари Е. А. Бокарёва, Вюстера, Варингьена и все, все остальные. Да что говорить, субъективно даже Fundamento. Но подобная картина вырисовывается и при взгляде на все словари национальных языков. Например, часть толковых словарей русского языка трактует слово «бор» как любой хвойный лес, а часть — только как сосновый. Так что при желании можно упрекнуть в субъективности и Даля, и Ожегова, и Ушакова.
Лексикография не единственная область знания, в которой возникает проблема субъективности и предвзятости. Ещё более актуальна эта проблема в историографии. Ведь каждый отдельный историк или писатель имеет свои политические, религиозные, национальные, эстетические и просто личные симпатии и антипатии, свой собственный взгляд на события. И, как следствие этого, любой отдельно взятый исторический труд субъективен, каким бы детальным и внешне непредвзятым он ни был. Причём необъективность имеет место на всех уровнях: как при описании событий современниками, так и при отборе фактов и при их трактовке специалистами. Но следует ли из этого, что мы вообще не можем объективно оценивать историю? Вовсе нет. Просто для создания объективной картины нам нужно без предубеждения использовать самые разные источники и труды, желательно принадлежащие авторам с противоположными убеждениями. И чем больше количество изученных нами источников, чем различнее отражаемые ими точки зрения, тем объективнее будет наше представление о том или ином событии. Всё вышесказанное в полной мере относится к лексикографическим трудам. Никакой, даже самый детальный словарь не даст исчерпывающего представления о языке, ибо в отдельном словаре при всём желании невозможно привести лексику во всём её объёме, невозможно учесть все варианты словоупотребления, все значения и оттенки. Но несколько разных словарей позволят дать хотя бы более или менее объективную оценку. И, конечно же, нельзя ограничиваться только словарями. Чтобы овладеть языком, надо читать различную литературу, но, прежде всего, общаться на этом языке. Поэтому, во-первых, мы рассматриваем наш труд лишь как ступень на пути к более совершенным словарям и призываем читателей воспринимать его не как истину в последней инстанции, а только как подспорье, как информацию к размышлению, а во-вторых, настоятельно советуем пользоваться также и другими источниками. Тем более, что, как мы уже указывали, наш словарь создан, в основном, на базе первой редакции PIV, в результате чего содержит много разногласий со второй редакцией этого самого солидного эсперантского словаря.
Относительно прилагаемого к словарю описания эсперантской грамматики необходимо сказать следующее. Предпринятая нами попытка такого описания на русском языке неожиданно оказалась очень трудной из-за расхождения в этих языках подходов к целому ряду грамматических вопросов, в частности, некоторых различий в классификации степеней сравнения прилагательных, в трактовке предикативного члена и категории вида глагола, причисления определённых групп слов к разным частям речи (например, эсперантских коррелятивов на -a к прилагательным, а соответствующих им русских слов к местоимениям), а также других несовпадений, подчас вызывавших необходимость громоздких комментариев. Нам приходилось слышать мнения профессиональных филологов о том, что для совершенно неподготовленных людей наш грамматический очерк слишком длинен и тяжеловесен, а для лингвистов примитивен. В этом есть значительная доля истины. Но такой подход обусловлен ориентацией данного раздела на вполне определённую аудиторию, а именно людей с высшим негуманитарным образованием, то есть людей, хорошо знакомых с основами языкознания в рамках средней школы (знающих, что такое падежи, спряжения и части речи, умеющих разобрать предложение по членам, не путающих суффиксы с приставками и не приходящих в ужас от слова «аккузатив»), но в то же время не стремящихся заходить в «лингвистические дебри». А наш многолетний опыт показывает, что именно такой тип эсперантиста является для российского движения очень характерным, если не сказать господствующим. Специальные лингвистические термины мы использовали только при крайней необходимости и снабжали пояснениями. Неодинаковое внимание, уделённое различным грамматическим вопросам, объясняется их неодинаковой сложностью для русскоязычного пользователя словаря. Поэтому те элементы эсперантской грамматики, которые аналогичны или близки к таковым в русском языке и не представляют сложности при изучении, даны в самых общих чертах, а те, которые вызывают немалые затруднения (например, артикль), рассмотрены очень подробно. Что же касается большого объёма грамматического материала, то, как и словарь в целом, он предназначен для лиц, желающих знать язык на уровне хотя бы немного выше среднего и готовых тратить на это время. Любителям лёгкого чтения мы рекомендуем изданные в изобилии малые словари на 2—3 тысячи слов и краткие грамматические очерки на нескольких страницах.
Предлагаемая вашему вниманию книга – сборник историй, шуток, анекдотов, авторами и героями которых стали знаменитые писатели и поэты от древних времен до наших дней. Составители не претендуют, что собрали все истории. Это решительно невозможно – их больше, чем бумаги, на которой их можно было бы издать. Не смеем мы утверждать и то, что все, что собрано здесь – правда или произошло именно так, как об этом рассказано. Многие истории и анекдоты «с бородой» читатель наверняка слышал или читал в других вариациях и даже с другими героями.
Книга посвящена изучению словесности в школе и основана на личном педагогическом опыте автора. В ней представлены наблюдения и размышления о том, как дети читают стихи и прозу, конкретные методические разработки, рассказы о реальных уроках и о том, как можно заниматься с детьми литературой во внеурочное время. Один раздел посвящен тому, как учить школьников создавать собственные тексты. Издание адресовано прежде всего учителям русского языка и литературы и студентам педагогических вузов, но может быть интересно также родителям школьников и всем любителям словесности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.
Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.
Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.