Большой Боб - [12]

— Еще нет.

— Ничего, через несколько минут будет. Вы видели, Шарль, какая толпа на улице?

Я привык, что Люлю летом и зимой носит светлое, исключение составляли только черные брюки, которые она, непонятно почему, выбрала для Тийи. А сейчас впервые увидел ее во всем черном. Портнихе пришлось шить платье с учетом погоды, и по причине жары она выбрала очень легкий матовый атлас.

— Луиза, как ты думаешь, не повязать ли мне на шею что-нибудь белое?

И Луиза, мастерица, не вынимая изо рта булавок, ответила:

— Нет, это убьет белую отделку шляпки.

Побывала здесь и парикмахерша, а может, Люлю ходила к ней. Сегодня она была куда рыжее обычного. Естественный цвет ее волос — светло-русый, но, сколько я ее знаю, она красится в рыжеватый, причем год от году оттенок становится ярче. А сейчас Люлю стала прямо огненно-рыжей.

На столе под рукой у нее стояла рюмка спиртного. Не думаю, чтобы она тут оказалась по просьбе Люлю. Вероятней всего, ей сказали:

— Ты должна подкрепиться. Скоро тебе понадобятся силы.

Люлю поинтересовалась:

— Его сестра все еще там?

Я уже знал, что высокая изящная женщина, которую я видел в затемненной лавке у гроба, и есть сестра Боба. Но впечатление на меня произвела не столько она, сколько ее дети, не отходившие от нее, особенно молодой человек лет двадцати, страшно похожий на Боба; пока шло отпевание, я не отрывал от него глаз. Почему-то я ожидал увидеть детей примерно одного возраста с моими и вдруг встретил высокого молодого человека и девушку, которые, похоже, несколько растерялись, оказавшись в новой для них среде.

Адвоката Петреля, мужа сестры Боба, на улице Ламарка не было. К похоронной процессии он присоединился по пути и пробрался в первый ряд к жене. Он невысок, сухощав, волосы с проседью, в петлице розетка Почетного легиона, выглядит неплохо.

И все-таки не так, как жена и дети. Сестра Боба тоже была в черном, но платье ее было настолько элегантно, что сразу стала явственна удручающая вульгарность наряда Люлю.

Я немножко понаблюдал за дочкой Петрелей: это нормальный образчик того, что называется благовоспитанной девушкой.

Но возвращаюсь снова к молодому человеку, которого, как я потом узнал, зовут Жак Поль. Интересно, была ли у него возможность встречаться со своим дядей во время его редких визитов на бульвар Перейр? Может, Боб Дандюран ограничивался только беседами с сестрой? Но если они встречались, то, должно быть, оба, оказываясь лицом к лицу, испытывали некоторую неловкость из-за такого поразительного сходства, редкого даже между родителями и детьми. Пожалуй, любопытно было бы сравнить их поведение. Боб ассимилировался на Монмартре, впитал в себя все его странности, усвоил тамошний жаргон и грубоватую развязность, что на бульваре Перейр, несомненно, расценивалось как дурной тон.

Жан Поль, напротив, обладал элегантной непринужденностью, смягчаемой легкой застенчивостью. Он был высокий, как мать, и все время, пока продолжалась церемония, внимательно и любовно опекал ее.

Присутствовали почти все завсегдатаи Тийи, а с ними и Леон Фраден в черном костюме, черном галстуке и белой рубашке, подчеркивающей терракотовую смуглость его лица и рук.

Когда процессия выстраивалась, произошла, как обычно, небольшая неразбериха, Люлю, естественно, заняла место сразу за катафалком, а распорядитель похорон, которому она не дала времени взять ее под руку, вынужден был сопровождать г-жу Петрель с детьми.

Интересно, Люлю и ее золовка побеседовали в доме? Тогда мне еще ничего об этом не было известно. Оказывается, приехав из Дьеппа в понедельник вечером, когда суматоха была в полном разгаре, г-жа Петрель сразу же подошла к Люлю, и та мгновенно узнала ее — то ли по фотографиям, которые ей показывал Боб, то ли по его описаниям.

— Я его сестра, — представилась г-жа Петрель.

Войдя в спальню, она минут десять молча, без слез постояла у тела, и все это время Люлю не знала, куда себя деть и как себя вести. Уходя, г-жа Петрель ограничилась одной фразой:

— Сообщите мне день и час похорон.

В это утро она не обменялась ни словом ни с кем, за исключением троих мужчин, которых Люлю не знала, — двое были средних лет, а третий весьма преклонного возраста; остальные приветствовали его с большим почтением.

Как только катафалк тронулся, Люлю обернулась: видимо, почувствовала себя неловко, оказавшись в первом ряду с одними только родственниками мужа. Она позвала знаком кого-то, кто шел позади меня, но так как на призыв ее не откликнулись, отыскала мадемуазель Берту и заставила пойти рядом с собой.

Я с женой, Джон Ленауэр, Рири и маленькая г-жа Мийо (ее муж не смог прийти) держались вместе, а вскоре к нам присоединился Леон Фраден.

Не знаю, сколько народу шло в процессии; на глаз, не меньше трехсот человек: когда я обернулся, хвост людей в черном растянулся по улице самое малое метров на сто.

Катафалк медленно полз вверх по авеню Жюно, и все прохожие обнажали головы; потом он проехал по узеньким улочкам Монмартрского холма и вскоре достиг площади Тертр.

Здесь, несмотря на утренний час, на террасах кафе зонтики были уже подняты, а столы накрыты скатертями в красную клетку. У одного кафе стоял автобус с иностранными туристами, и высокая светловолосая девушка в шортах щелкала фотоаппаратом.