Большое соло для Антона - [41]

– Что случилось? – спросила Дагмар.

– Парикмахер, – сказал Антон Л. и показал на парикмахерскую, – Я пойду к парикмахеру. Я попрошу помыть мне волосы, меня побрить и постричь. Вероятно, они делают и маникюр.

У Дагмар словно камень с души упал. Она предложила, что пойдет вместе с ним и объяснит парикмахеру, что Антон хочет. Он отклонил это, сказав, что он не маленький ребенок и ему не нужен ее дурацкий итальянский язык. Он и сам может «размахивать руками». Она должна сказать ему лишь слово, которым обозначается «немного подстричь».

– Росо – сказала Дагмар, – немножко.

Но случилось несчастье. Под словом «росо» парикмахер понял не «росо подстричь», а «росо оставить». Антон Л., беспомощно сидя в кресле парикмахера, смотрел, как парикмахер всадил ножницы в его волосы и неистовствовал.

– Росо! Росо! – кричал Антон Л.

– Si, si!– говорил парикмахер, – росо, ho capito.

И продолжал стричь так, словно стриг овцу.

Дагмар ждала его в кафе неподалеку от парикмахерской. В первое мгновение она узнала Антона Л. лишь по одежде. После этого она засмеялась, но это оказалось уж слишком. Антон Л. вырвал у нее ключи от машины, помчался к автомобилю и выволок из него свой чемодан. Дагмар подбежала следом. Она извинялась, она умоляла – ничего не помогло. Множество любопытных итальянцев (среди них водитель трехколесной повозки, который незагруженный возвращался с противоположной стороны) наблюдали за этой сценой. Антон Л. достал из бумажника деньги, общую дорожную кассу, отсчитал половину, отдал ее Дагмар и сказал:

– Наша помолвка расторгнута.

Для него оказалось совсем не простым делом найти вокзал и купить билет, но он это сделал, Он поехал домой. Дагмар он больше никогда не видел. Фрозиноне еще несколько лет оставался самой южной точкой, до которой он добирался в своей жизни.

Прерванный и накопившийся порыв к чистоплотности разразился дома с небывалой силой. К набуханию солнечного сплетения добавились опасные обстоятельства: угроза вырастания на спине соска в сочетании с покалываниями в ребрах, икотой, что было неразрывно связано со свистом в мошонке, и затекание ног при частых позывах к чиханию. Волосы лишь через шесть недель достигли той длины, которая бывала у них обычно после того, как Антон Л. выходил от парикмахера. Тем не менее воспоминания о событиях в Фрозиноне продолжали будоражить его память. С годами воспоминания приняли образ героического освобождения от бабы, которая – по его, Антона Л., мнению – не была ему ровней.

Он медленно пошел дальше. В конце галереи широкая лестница из белого мрамора снова вела вниз, на первый этаж. Внизу слева находилась галерея предков курфюрста. Справа украшенная золотыми завитками дверь вела в библиотеку.

Это Антон Л. и искал.

Рядом с дверью, между двумя искусственными букетами цветов из гипса, висело большое зеркало с бюстом кричащего фавна прямо перед ним. В зеркале был виден затылок фавна с более чем странным острым локоном. В зеркале был виден и Антон Л. Его волосы были растрепанными, и маленькие локоны беспорядочно торчали во все стороны. На нем была кожаная куртка с поясом (из дорогого магазина мужской одежды на Анакреонштрассе), которая показала себя очень практичной ввиду наличия в ней множества карманов. На плече он носил ружье и был подпоясан специальным ремнем-патронташем. «Словно Кожаный Чулок», – подумал Антон Л.

XII Моцарт с фараоном и фараоншей

Владельца свечного магазина, той самой «придворной свечной лавки» за спиной бронзового курфюрста, в которой Антон Л. нашел загадочное письмо, звали Шиндлер, а не Людвиг. (Концентрические круги Антона Л. добрались до магазина в августе.) Бухгалтерия господина Шиндлера – Антон Л. как бывший финансовый служащий вынужденно в бухгалтерии понимал, хотя она и вызывала у него отвращение, – бухгалтерия господина Шиндлера была, мягко говоря, очень простой. Там обнаружилась папка с ведомостями выплаты зарплаты за текущий год, и на основании этой папки выяснилось, что в свечном магазине господина Шиндлера работал человек по имени С.Людвиг, который получал в месяц без всех отчислений чуть больше тысячи марок. Ничего более подробного об этом С. Людвиге найти не удалось, кроме разве что каллиграфических, словно нарисованных, подписей на ордерах на получение зарплаты. Букву «S» Людвиг писал или рисовал, нечто среднее между скрипичным ключом и змеей эскулапов. То, что этот значок обозначал букву «S», можно было определить лишь из напечатанного там же машинописного текста.

Антон Л. отправился на своем – то есть бывшем дерендингеровском – автомобиле в центральное финансовое управление, которое, как это понимал Антон Л., должно было заниматься этим районом, финансовое управление было не тем, в котором работал сам Антон Л., и находилось неподалеку от гостиницы, но тем не менее это вызвало очередной радиальный прорыв из концентрических кругов. Кто ориентируется в одном финансовом управлении, тот может сориентироваться и в других финансовых управлениях. Это так же, как в гостиницах. Антон Л. залез внутрь через одно из окон первого этажа и очень скоро нашел необходимый ему отдел, нужную комнату и искомый скоросшиватель, в котором были подшиты декларации о налогах на заработную плату фирмы «Придворное производство свечей Шиндлера». На основании ведомости налогов с заработной платы Антон Л. выяснил, что у господина Людвига были странные имена «Солиман Мария Keepксес» и он был моложе (33 года), чем можно было предположить при виде его тщательно вырисованной подписи. Когда-то Солиман Людвиг был женат, принадлежал к римско-католической конфессии, имел ребенка и – что было для Антона Л. самым важным – проживал в доме номер 2 по Хетумштрассе. Антон Л. вынул налоговую ведомость из скоросшивателя и не без определенного удовлетворения оставил папку скоросшивателя лежать так, как он ее и оставил, не стал закрывать даже дверь, ибо исполнительного налогового секретаря Вирмингера (как было написано плакатным пером на табличке в маленькой алюминиевой рамке рядом с дверью) по этой причине, в чем Антон Л. был тогда абсолютно уверен, никто уже не упрекнет.