Большое Сердце - [5]

Несколько дней спустя, вечером, отец тихо сообщил нам ужасную новость: в Париже убит брат короля Людовик Орлеанский. Дяди безумного короля готовы были начисто истребить друг друга. Жану де Берри, во владениях которого мы жили, – а его придворные, следовательно, составляли значительную часть заказчиков отца, – недолго удавалось сохранять нейтралитет в братоубийственной распре. Вот и на нас повеяло смрадным дыханием войны. Родители тряслись от страха, чуть раньше и меня тоже обуяла бы паника.

А теперь, в тот момент, когда мир становился слишком злым, из мешка появился зверь и глянул на меня пламенеющим взором. Мне казалось, что, даже если воцарится тьма, я все равно успею убежать к солнцу. И я твердил себе непонятное волшебное слово: Аравия.

* * *

Через пять лет война добралась и до нашего города. К тому времени я был уже в том возрасте, когда войны не то чтобы не боятся – ее жаждут.

Тем летом, когда армия безумного короля, объединившись с бургиньонами, двинулась на нас, мне исполнилось двенадцать. Герцогу Беррийскому, нашему доброму герцогу Жану, как с горестной улыбкой говаривал отец, не позволили войти в Париж, где у него был собственный дом. Вынужденный пренебречь обычной осмотрительностью, он принял сторону арманьяков. «Арманьяки», «бургиньоны» – эти благоуханные таинственные слова я слышал, когда родители переговаривались за столом. Вне пределов гостиной мы с братом, меняясь ролями, разыгрывали взрослых персонажей. Мы, братья, тоже сражались между собой. Даже не разумея политических тонкостей, мы, как нам казалось, подметили по меньшей мере одну из причин войны.

Из сел доносились слухи о приближении бургиньонов. Наша служанка навещала родителей и наткнулась на их отряд. Многие деревни в округе были сожжены и разграблены. Бедняжка плакала, описывая бедствия, постигшие ее семейство. Ей хотелось кому-нибудь рассказать об этом, и я заставил ее выложить все.

Хотя эти события происходили совсем рядом с нами, я испытывал отнюдь не страх, а живейшее любопытство. Мне хотелось как можно больше узнать о солдатах и особенно о рыцарях. В этом отношении рассказ служанки немало разочаровал меня. Похоже, грабежи в деревнях совершали заурядные вояки. Судя по тому, что говорили родители служанки, там вообще не было сражающихся рыцарей, какими я их себе воображал. Ведь благодаря своему страстному интересу к Востоку я выслушал множество повествований о Крестовых походах. В Сент-Шапель я познакомился со старцем-дьяконом, который в юности отправился в Святую землю, чтобы принять участие в сражениях.

Мой страстный интерес разделяли многие товарищи по играм, хоть понимали они далеко не все. Их влекли оружие, кони, рыцарские турниры и подвиги, юноши придавали этому огромное значение. Для меня же рыцарство было скорее средством окунуться в чарующий мир Востока. Если бы я знал иной способ попасть в Аравию, у меня это вызывало бы точно такой же интерес. Но в ту пору я не сомневался, что единственное средство оказаться там, преодолев все препятствия на пути, – это отправиться туда, облачившись в доспехи, с мечом на боку, верхом на покрытом попоной боевом коне.

Нас было человек пятнадцать – мальчишек-одногодков из городских кварталов. К нам присоединилось несколько человек, чьи родители находились в услужении или торговали вразнос; отпрыски знати нас игнорировали. Ростом я был чуть повыше остальных, но отличался хрупким телосложением. Говорил я мало и никогда целиком не погружался в игры. Частица меня оставалась в отдалении. Такое поведение наверняка могло показаться надменным. Мальчишки меня терпели, но в минуты откровенных признаний и вольных рассказов отходили в сторонку. У нас был главарь – высокий парнишка по имени Элуа, сын пекаря. Завитки его густых темных волос напоминали мне овечью шерсть. Он уже отличался завидной физической силой, но возвысился он главным образом потому, что был остер на язык и хвастлив. При такой репутации он одерживал верх, даже еще не ввязавшись в драку.

В июне в окрестностях города объявились бургиньоны. Надо было готовиться к осаде. В предместья спешно сгоняли стада. Площади были завалены бочками с соленьями, вином, мукой и маслом. Лето, пованивавшее подгнившей снедью, было раннее и дождливое. В начале июля разразились грозы. Проливные дожди усиливали беспорядок и панику. К большой радости нашей шайки, в городе появилась масса вооруженных людей, готовившихся отражать нападение. Доселе при дворе герцога Жана больше были расположены к искусствам и всяческим удовольствиям, чем к сражениям. Знатные особы никогда не носили доспехи. Теперь, когда над городом нависла угроза, все переменилось. Аристократы обрели тот воинственный облик, который некогда обеспечил их предкам графские и баронские титулы. Впервые в жизни я оказался рядом с рыцарем.

Он неспешно ехал по улице, ведущей к собору. Я припустился за ним. Мне казалось, что если я вспрыгну на круп его лошади, то он отвезет меня в Аравию, где вечно светит солнце и все вокруг переливается яркими красками, – в край леопарда. Покрывало на коне было расшито золотом. Ноги в стременах были защищены кованым железом. Сам человек под железным панцирем был мне странным образом безразличен. Меня больше всего привлекало то, что делало его неуязвимым: кованые детали доспехов, расписанный сверкающими красками четырехугольный щит, плотная ткань конской попоны. Обычный всадник в простой одежде не обладал тем волшебным могуществом, коим я наделял этого рыцаря.