Большое Сердце - [120]

При таком известии я утратил всякий оптимизм. Как без помощи Марка преодолеть последнее препятствие? Мне опять мерещились пытки и застенки. Хотя на скаку я не чувствовал холода, тут меня начал бить озноб, это была лихорадка. Я провел всю неделю в жару. Монахи ухаживали за мной, хотя я чувствовал, что им не терпится меня спровадить. Монастырь был беден, стоял на отшибе, открытый всем ветрам, и если солдаты вернутся, то их не остановит привилегия неприкосновенности, которой пользовались религиозные общины.

Когда я пошел на поправку, они посоветовали мне ехать в Бокер, где у могущественного ордена кордельеров была обитель, обнесенная высокой стеной, откуда никто не посмеет вытащить меня силой. Я отправился, как только стемнело, после вечерни. Возвращавшиеся с ярмарки монахи заверили меня, что путь до самой реки свободен.

К ночи я добрался до реки. Почти полная луна освещала дорогу. Вместо того чтобы свернуть вправо, к Бокеру, я рассудил, что разумно будет доехать до маленького речного порта, где стоят барки, перевозящие соль. В этом районе многие из них принадлежали мне. Моряки – люди верные, и если бы мне удалось найти среди них какого-нибудь знакомого…

Я осторожно приблизился к группе людей на пристани. Свет неярких фонарей отражался в реке, в воздухе гремел чей-то голос. Вдруг слева от меня раздался крик. Меня громко окликнул какой-то мужчина:

– А ну-ка подойди!

Только тут я заметил солдат, расположившихся под деревянным навесом. Они сидели вокруг огня, а неподалеку, в круге света можно было видеть стреноженных лошадей.

Я тотчас повернул назад и поскакал на юг. Серый конь за время моей болезни набрался сил, а в последние дни я не слишком его перегружал. Он понесся во весь опор. Света, хоть и слабого, было достаточно, чтобы без опаски перейти на галоп. Примерно через час я остановил коня, потом отошел чуть в сторону и затаился во тьме, вслушиваясь. Все было тихо. Я решил, что патруль не стал гнаться за мной. Должно быть, им велели охранять определенный отрезок реки, откуда они не должны были удаляться. Я вновь пустил коня вскачь, но уже не так быстро. За несколько часов до рассвета я увидел вдали стены Бокера. Я прилег на поляне, а с первыми лучами солнца был у врат монастыря. Поприветствовав заспанного стражника, я поднялся к монастырю. Привратник вышел ко мне, я сказал, что хотел бы повидать аббата. Мы с ним были знакомы: я часто бывал на бокерских ярмарках и делал монастырю немалые пожертвования.

Отец Ансельм заверил, что они готовы оказать мне гостеприимство, и велел проводить меня в келью. Позже, днем, у нас состоялась долгая беседа. Орден кордельеров был богат, так что я мог погостить в монастыре. Но он предупредил меня, что, может статься, мне не удастся выйти. Город был наводнен солдатами, они контролировали все входы и выходы. Им, наверное, уже сообщили о происшествии на берегу. Если аббату зададут вопрос, то он, даже встав на мою защиту, не сможет от них скрыть, что я был в монастыре.

И действительно, на следующий день вооруженные люди явились в монастырь, чтобы справиться, здесь ли я. Итак, я был цел и невредим, но вновь попал в заточение. Из окошка своей кельи я видел реку и, совсем близко, берег Прованса, где я мог жить как свободный человек. Кто знает, смогу ли я когда-нибудь попасть туда?.. Король, осуществляя свой план мести, придумал для меня новое испытание.

* * *

Атмосфера в бокерском монастыре ордена кордельеров вскоре стала довольно странной. Теперь, когда мои преследователи точно установили, где я, им не нужно было дробить силы, они могли сконцентрировать их вокруг моего логова. Сам город отныне находился под неусыпным наблюдением. У всех городских ворот обычная стража была удвоена вооруженными людьми, которым было поручено искать именно меня. Агенты бродили по рынкам и улицам. Но уже и в самом монастыре повеяло опасностью. Отец Ансельм был почтенного возраста, и мне вскоре стало очевидно: от него мало что зависит. Монахи сбивались в тайные кружки, явно намереваясь сместить аббата. Я чувствовал, что большинство их относится ко мне враждебно, считая мое присутствие в монастыре ошибкой, а быть может, и изменой. Многие монахи пришли в эти края из Лангедока, где мне долгое время было поручено собирать налоги. Это неблагодарное дело компенсировалось теми благодеяниями, которые я совершал в этом районе. Но, перенеся в последние годы нашу активность ближе к Марселю и Провансу, я прогневал жителей Монпелье и всего края, так что на моем процессе среди обвинителей было много уроженцев Лангедока. Нет сомнений, что некоторые монахи были на стороне моих врагов или, во всяком случае, относились к ним с симпатией.

Этой зимой в южных краях под сводами монастыря поселился холод, усиливавшийся северным ветром, который не стихал по нескольку дней. Мало кто из монахов заговаривал со мной. Я видел тени, спешащие затеряться в ледяных коридорах. С большим трудом мне удалось если не подружиться, то хотя бы завязать хоть какое-то общение с тремя или четырьмя самыми неприметными представителями братства: с помощником повара, жуткого вида косоглазым послушником, садовником. Это мало скрашивало мои дни, зато помогало быть в курсе происходящего в монастыре и общаться с внешним миром.