Большое сердце - [8]
— Не поверите, я сегодня с особым аппетитом работаю!
Я только отплюнулся… Всматриваюсь в сторону при тусклом блеске фонаря — что-то серое… Женская фигура… Что за диво!?. Подошёл ближе… Она, Васильева.
— Сестра!.. Здравствуйте… Узнаёте меня?..
Подняла утомлённую голову, пристально взглянула на меня грустными серыми глазами — обрадовалась.
Протянула руку… Холодная рука, такая же худенькая как и прежде.
— Я уже думала — не встретимся, — тот же приветливый, нервный голосок, словно не говорящий, а вздрагивающий.
— Ну, вот… Гора с горою, знаете… Как это вы сюда попали? Здесь совсем не ваше место!
— Да вот доктор всё жаловался… Рук у него нет… Не хватает… Я и приехала… Мы тут в деревне… Завтра наговоримся… Теперь некогда…
И давай перевязывать солдата…
В полночь, по обыкновению, перестрелка разгорелась… "Алла, Алла!" — послышалось оттуда. Я заглянул за вал: длинная и волнистая линия вспыхивавших и гаснувших огоньков близилась… Другая следовала за нею… Людей не было видно вовсе… Цепи турок шли на редут, ещё издали оглушая нас трескотнёю и гамом. Выдержанные в огне солдаты наши спокойно ждали команды. Первый залп мы давали в упор, когда табор подходил шагов на двадцать — на тридцать. До тех пор траншея молчала как мёртвая… На этот раз, судя по густоте огоньков, атака обещала быть особенно настойчивой. Вот и в амбразурах далёкого турецкого редута словно раскрылись и опять опустились веки над чьими-то чудовищными, огромными глазами… Взглянуло на нас это красное око, ахнула стальная грудь орудия, и первая граната, шушукая и вздрагивая, впилась в земляной вал… Только стала отсыпаться земля отсыревшего бруствера…
— Что это?.. — схватывает меня кто-то за руку.
— Турки идут…
— Господи… Сколько смертей… Сколько смертей!.. Голубчики!.. И всё это в бедных… в солдатиков… Болезные мои, хорошие!.. — шептал женский голосок, нервный, трепетавший, как рыданием глубоко проникающий в душу…
— Это вы, сестра!.. Сойдите! Нельзя… Так в вас попасть могут…
Она меня не слышала. Снял я её вниз… Села, схватилась руками за голову да и осталась так… Шепчет молитву только… Слышу я, не за себя, а за нас молится… Молится, едва шевеля губами, но так, что сквозь бешеную трескотню атаки каждый звук её страстной молитвы слышался мне.
— Вот он где ад-то! Истинный ад!.. — проговорила она, когда безмолвная доселе траншея по команде бросила оглушительный залп прямо в лицо врагам…
Меня эта худенькая, слабая и больная женщина, попавшая в самую кипень боя, интересовала больше, чем самый бой. Очевидно, она за себя не боялась, страдая за других. Каждая капля крови, пролитая здесь, была больна ей… Каждый стон отдавался в её сердце…
— Бей их, проклятых!.. В спину их!.. — слышались голоса офицеров, подбодрявших солдат… — Не жалей эту сволочь!.. Ишь побежали — конайте их, ребята, отбейте охоту соваться к нам!
— Чем они проклятые?.. Зачем так ругать?.. Надо жалеть их! — слышался шёпот сестры. — Разве не так же как и наших солдатиков, и их, бедных, повели?.. Приказали — и пошли… Что тут сделаешь… Разве они виноваты? Ах, нет! Пожалейте их, пожалейте!.. Поди, у них дома детишки малые… голодные…
Не привыкшие к зрелищу подобной бойни нервы её могли совсем надломить её хрупкие силы. Я взял её и почти силой отвёл подальше… И всё время она не переставала шептать мне одно и то же:
— Отчего их не жалеют?.. Когда они уже бегут, безвредны, значит, зачем стреляют в них?.. Кто их проклял?.. Почему они "проклятые"?
Дошло до того, что ломать руки начала…
— Зачем это? Зачем? Кому надо?.. Зачем люди так злы?.. Ад на земле!.. Не ведают, что творят…
V
Обозлённые турки, отомщая на нас свою неудачу, и днём продолжали бить по каждому, кто только приподымал голову над валом… Туман расчистило, и им отлично видны были наш бруствер и наш редут позади…
За валом слышались громкие стоны… сквозь трескотню ружейного огня, сквозь говор нашей траншеи слышались.
— Что это такое? Кто это стонет? — обратилась ко мне сестра Васильева, широко раскрыв глаза.
— Турки…
— Какие? Какие турки? — схватила она меня за руку.
— А что вчера на наш редут шли… Их ранили, свои подобрать не успели… Ну и лежат там в кустах, по оврагам.
— Что же с ними будет?.. До коих пор?.. Да говорите же!
— Будут лежать, пока не умрут.
— Да ведь подобрать-то надо!.. Нельзя так. Ведь они мучатся. Помочь скорее, а то поздно будет…
Я подвёл её к валу.
— Стоит только голову поднять над валом, чтобы турки стрелять начали… Видите!
Рядом стоявший солдат посадил шапку на штык, и тотчас же несколько пуль просвистело мимо…
— Всё-таки… Бог поможет… Братцы! Ужели же им так помирать?..
Солдаты мялись… Кому охота на верную смерть!?
— Душа-то ведь есть в вас, голубчики… Православные! Жаль ведь их…
— Жаль-то, жаль, сестрица, да и то — как выйдешь… Тут смертушка…
— Помогите, милые!..
Я начал ей тоже подсказывать всё, что говорило мне благоразумие. Но сестра будто и не слышала меня. Только под конец проронила:
— Очерствели вы… Я не к вам, а к солдатам… Они скорей поймут…
Один турецкий раненый как нарочно метался у самого вала. Крики его так и раздавались в ушах; пробовали его пристрелить солдаты — нельзя… В мёртвой точке лежал совсем.
Немирович-Данченко Василий Иванович — известный писатель, сын малоросса и армянки. Родился в 1848 г.; детство провел в походной обстановке в Дагестане и Грузии; учился в Александровском кадетском корпусе в Москве. В конце 1860-х и начале 1870-х годов жил на побережье Белого моря и Ледовитого океана, которое описал в ряде талантливых очерков, появившихся в «Отечественных Записках» и «Вестнике Европы» и вышедших затем отдельными изданиями («За Северным полярным кругом», «Беломоры и Соловки», «У океана», «Лапландия и лапландцы», «На просторе»)
Моя книга - не биография Скобелева, а ряд воспоминаний и отрывков, написанных под живым впечатлением тяжёлой утраты этого замечательного человека. Между ними встречаются наброски, которые может быть, найдут слишком мелкими. Мне казалось, что в таком сложном характере, как Скобелев - всякая подробность должна быть на счету, Когда я привел взгляды покойного на разные вопросы нашей государственной жизни. С его убеждениями можно не соглашаться, Но молчать о них нельзя. Сожалею, что условия, среди, которых приходится работать русскому писателю, не позволяют очертить убеждения Скобелева во всей их полноте: они во многом изменили бы установившееся о нем мнение.
В. И. Немирович-Данченко родился в Тифлисе, в семье офицера; учился в Кадетском корпусе. Результатом его частых путешествий по России и зарубежным странам стали многочисленные художественно-этнографические очерки. Немирович-Данченко был военным корреспондентом на трех последних войнах Российской империи — на русско-турецкой войне 1877–1878 гг., на русско-японской войне и на первой мировой войне. Русской армии посвящено много его художественных и документальных произведений, но наибольшую популярность у читателя он приобрел как автор развлекательных исторических романов («Королева в лохмотьях» и т. п.)
В. И. Немирович-Данченко родился в Тифлисе, в семье офицера; учился в Кадетском корпусе. Результатом его частых путешествий по России и зарубежным странам стали многочисленные художественно-этнографические очерки. Немирович-Данченко был военным корреспондентом на трех последних войнах Российской империи — на русско-турецкой войне 1877–1878 гг., на русско-японской войне и на первой мировой войне. Русской армии посвящено много его художественных и документальных произведений, но наибольшую популярность у читателя он приобрел как автор развлекательных исторических романов («Королева в лохмотьях» и т. п.)
Немирович-Данченко Василий Иванович — известный писатель, сын малоросса и армянки. Родился в 1848 г.; детство провел в походной обстановке в Дагестане и Грузии; учился в Александровском кадетском корпусе в Москве. В конце 1860-х и начале 1870-х годов жил на побережье Белого моря и Ледовитого океана, которое описал в ряде талантливых очерков, появившихся в «Отечественных Записках» и «Вестнике Европы» и вышедших затем отдельными изданиями («За Северным полярным кругом», «Беломоры и Соловки», «У океана», «Лапландия и лапландцы», «На просторе»)
Немирович-Данченко Василий Иванович — известный писатель, сын малоросса и армянки. Родился в 1848 г.; детство провел в походной обстановке в Дагестане и Грузии; учился в Александровском кадетском корпусе в Москве. В конце 1860-х и начале 1870-х годов жил на побережье Белого моря и Ледовитого океана, которое описал в ряде талантливых очерков, появившихся в «Отечественных Записках» и «Вестнике Европы» и вышедших затем отдельными изданиями («За Северным полярным кругом», «Беломоры и Соловки», «У океана», «Лапландия и лапландцы», «На просторе»)
Соседка по пансиону в Каннах сидела всегда за отдельным столиком и была неизменно сосредоточена, даже мрачна. После утреннего кофе она уходила и возвращалась к вечеру.
Алексей Алексеевич Луговой (настоящая фамилия Тихонов; 1853–1914) — русский прозаик, драматург, поэт.Повесть «Девичье поле», 1909 г.
«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.
«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».
Немирович-Данченко Василий Иванович — известный писатель, сын малоросса и армянки. Родился в 1848 г.; детство провел в походной обстановке в Дагестане и Грузии; учился в Александровском кадетском корпусе в Москве. В конце 1860-х и начале 1870-х годов жил на побережье Белого моря и Ледовитого океана, которое описал в ряде талантливых очерков, появившихся в «Отечественных Записках» и «Вестнике Европы» и вышедших затем отдельными изданиями («За Северным полярным кругом», «Беломоры и Соловки», «У океана», «Лапландия и лапландцы», «На просторе»)
Просьба, не путать с младшим братом Владимиром Ивановичем, соратником Станиславского и одним из основателей Московского Художественного театра. Василий Иванович многие годы путешествовал. В годы русско-турецкой, русско-японской и 1-й мировой войн работал военным корреспондентом. Награжден Георгиевским крестом за личное участие в боях под Плевной. Эмигрировал в 1921 году. Умер в Чехословакии.
Просьба, не путать с младшим братом Владимиром Ивановичем, соратником Станиславского и одним из основателей Московского Художественного театра. Василий Иванович многие годы путешествовал. В годы русско-турецкой, русско-японской и 1-й мировой войн работал военным корреспондентом. Награжден Георгиевским крестом за личное участие в боях под Плевной. Эмигрировал в 1921 году. Умер в Чехословакии.
Немирович-Данченко Василий Иванович — известный писатель, сын малоросса и армянки. Родился в 1848 г.; детство провел в походной обстановке в Дагестане и Грузии; учился в Александровском кадетском корпусе в Москве. В конце 1860-х и начале 1870-х годов жил на побережье Белого моря и Ледовитого океана, которое описал в ряде талантливых очерков, появившихся в «Отечественных Записках» и «Вестнике Европы» и вышедших затем отдельными изданиями («За Северным полярным кругом», «Беломоры и Соловки», «У океана», «Лапландия и лапландцы», «На просторе»)