Большое небо - [108]

Софи всегда язвила насчет пристрастия Томми и Энди к наличным. Доля Стивена в доходах «Андерсона, Прайса и партнеров» копилась на всевозможных неприкосновенных счетах в швейцарских банках. Софи не зря годами трудилась бухгалтером – трюку-другому она обучилась. Раздумывая, где безопаснее всего укрыться, она отсиживалась в Женеве. Большинство стран, не имевших соглашений об экстрадиции с Великобританией, были на редкость отвратительны – Саудовская Аравия, Таджикистан, Монголия, Афганистан. Она подумывала о Бахрейне, но в итоге предпочла просто-напросто купить всем новые документы, за что выложила сумму, которой хватило бы развязать небольшую войну. Затем она записала детей в очень дорогие швейцарские пансионы и приобрела ферму в Ломбардии, где плюс-минус с удовольствием проводила время за ремонтом. Ида так и не простила ее за утрату Баттонса – да, собственно, и за все остальное.

Так а Венди Истон-то кто убил?

Спасатель Крейг. Крейг Камминг убил Венди «в приступе ревности», по словам обвинителя. Крейг пришел в дом жертвы, «Сойдетитак», в надежде на возобновление их отношений. Выступая на суде, детектив-инспектор Энн Марриот продемонстрировала вещественные доказательства и заявила, что Крейг Камминг убил миссис Айвс (также известную как Истон) клюшкой для гольфа, хранившейся в гараже. Клюшка для гольфа может послужить признаком спонтанного приступа гнева, отмечало обвинение, однако перчатки для гольфа, которые надел Камминг, – вечер был теплый, лето в разгаре – свидетельствуют не о спонтанности, а о наличии умысла. Согласно детализации звонков с телефона Камминга, в течение двух часов, предшествовавших убийству, Камминг позвонил жертве четырнадцать раз.

Венди Айвс, разъехавшаяся с мужем Винсентом, делилась с подругой, что боится бывшего бойфренда с тех пор, как он стал следить за ней, когда она ездит на работу. После заседания дочь миссис Айвс, девятнадцатилетняя Эшли, перед зданием суда зачитала подготовленное заявление, в котором говорилось:

– «Я довольна тем, что справедливость восторжествовала, но никто не заменит мне мать, так жестоко отнятую у нас этим человеком. На свете не было никого вернее, великодушнее и добрее ее».

Крейга Камминга приговорили к пожизненному заключению с рекомендацией об условно-досрочном не ранее чем спустя пятнадцать лет.

В лавке лихо

По пути они сделали крюк и заехали на перевал Роуздейл-Чимни размяться и посмотреть на закат, что затопил бескрайнее небо, распахнутое роскошной палитрой – красным, и желтым, и оранжевым, даже фиолетовым. Такое небо требовало поэзии – эту мысль он озвучил, а она ответила:

– Да нет, зачем? Одного неба вполне достаточно.

Так приходит мудрость, подумал он.

На холме стояла еще одна машина – пожилая пара тоже любовалась видом.

– Великолепно, да? – сказал мужчина.

Женщина улыбнулась им, поздравила «счастливую парочку» с бракосочетанием, а Джексон ответил:

– Вы не так поняли. Это моя дочь.

Когда они снова сели в машину, Марли хихикнула:

– Наверное, звонят сейчас в полицию, сообщают об инцесте.

Марли перепугала женщину, вручив ей букет невесты. Та колебалась – как будто это принесет несчастье.

– Я понимаю, что вельми жизнерадостна, – сказала Марли Джексону (он мысленно отложил слово «вельми», чтобы потом уточнить значение по словарю), – но я думаю, это просто истерика.

На человека в истерике она не походила. Джексон за свою жизнь навидался истерик.

– Сам понимаешь, – продолжала она. – Восторг демобилизации, настали каникулы, в таком духе.

– Я понимаю, – сказал Джексон, хотя не понимал – лично он никогда никого не бросал у алтаря. Если бы да, возможно, жизнь его сложилась бы получше.

Джози была беременна, когда они поженились, то есть Марли уже существовала (незачатие любимых детей неизменно тормозит фантазию на тему «если б я прожил свою жизнь иначе»). Джексон и Джулия так и не поженились, даже близко не подошли, но Натан все равно бы случился. А если бы Джексон не женился на проклятой воровке Тессе, он бы, вероятно, по-прежнему был богачом и смог оплатить свадьбу, которую хотела дочь, а не предоставил бы «свойственникам», как уже сейчас и лишь с легчайшей иронией называла их Марли, взять расходы на себя.

– А чего нет-то? – сказала она.

У них «денег как грязи», а поскольку в семье ни единой дочери, одни сыновья, из заключения этого «союза», как они выражались, они хотели выжать все до капли.

– И вообще, – прибавила Марли, – они меня любят как родную дочь.

– Ничего подобного, – возразил скаредный Джексон. – Это я тебя люблю как родную дочь. Они тебя «любят» как будущую мать их внуков. Ты для их табуна – племенная кобыла, больше ничего, и нужна, чтоб они до бесконечности наследовали землю.

Да, Джексон сказал редкостную гадость, но он с ними встречался, и ему не понравилось то, что они олицетворяли, хотя вели они себя очень любезно (крайне любезно, будем честны), а Яго – да, жениха звали Яго – оказался безобидным типом (у него еще были братья Лолло и Уолдо – и вот поди пойми), хотя обаянием и лоском был наделен чуток чрезмерно – Джексон таким не доверял. Яго «работал в Сити» – фраза, которая Джексона всегда ставила в тупик и раздражала равно.