Большое небо - [101]

И лис тоже, хотя Катя говорила, что, если б дедушка не стрелял лис, лисы бы тогда ели кроликов и никому не приходилось бы мотаться по окрестностям и притворяться ковбоями, паля во все подряд.

Надя стреляла метко. Как раз на выходных подстрелила лису – большую бурую тварь с огромным хвостом. Лучшие шкуры дедушка прибивал на дверь дровяного сарая. «Трофеи», – говорил.

Надя была его любимица. «Моя силачка» – вот как он ее называл. Кате было все равно. Ее вообще мало что волновало, кроме фигурного катания. Надя бросила балет, чтобы мама смогла платить за секцию. Надя не обижалась – отчасти оно, пожалуй, и к лучшему, больше не надо изо дня в день кому-то что-то доказывать. Надя любила сестру. Они дружили – лучшие подруги. Надя ходила на все Катины выступления. Расстраивалась ужасно, когда Катя проигрывала или падала, потому что на льду Катя была прекрасна. Когда ей пришлось бросить фигурное катание, Надя переживала едва ли меньше ее.

Они собрали сливы, все до одной, даже побитую мелочь. Дедушка сам варил сливовицу. От нее сносило крышу. Прихватите бутылочку с собой в Лондон, сказал он. Покажите англичанам, что пьют нормальные люди. Дедушка так и не простил Черчилля за то, что предал поляков после войны. Катя плевать хотела на историю.

– У нас теперь современность, – говорила она.

Надю что-то разбудило, а потом она заснула вновь. Видела Энди. Думала, он за ней приглядит, а потом вспомнила, что с ней стряслось. И с ее сестрой.

Она проснулась опять и услышала, как Катя говорит:

– Ты Марк Прайс. – Сестра встряхнула Надю и сказала: – Надя. Это Марк Прайс.

Сливы были лиловые. Как синяки. На языке почти сгустился вкус. Вот теперь Надя проснулась.

В доме веселья [130]

– Господи боже, – прошептала Ронни. – Да что тут такое?

– Осторожно, кровь, – предостерегла Реджи; на стене кровавый отпечаток руки, образец пещерной живописи, толстенный старый линолеум на лестнице тоже испятнан и закапан. – Свежая. Не поскользнись, – прибавила она, когда они пошли по кровавому следу.

Ищейки, подумала Реджи, кровяные гончие. Они осмотрели первый этаж – даже и без крови хватало признаков того, что здесь творится какой-то ад.

В вестибюле сидела на привязи собака, и поначалу они косились на нее опасливо, но когда вошли, стойкая старая лабрадорша приветственно завиляла им хвостом.

– Привет, старушка, – шепнула ей Реджи, погладив бархатистое темя.

Наверху дверь в первую же палату была открыта, и внутри они мельком заметили страшную живую картину, составленную из сломленных перепуганных женщин. Некто на полу истекал кровью и стонал – слишком, пожалуй, красноречиво, так что, вопреки его громким заявлениям, едва ли помирал.

– Детектив-констебль Ронни Дибицки, – объявила Ронни, выставив удостоверение, точно щит.

Реджи следом за ней вошла в палату, и лишь тогда они обе увидели пистолет.

– Винсент Айвс, – шепнула Ронни.

Реджи думала было применить к нему тхэквондо, выбить пистолет из руки («Кий-я!»), но больно опасно: народу в палате битком, и высока вероятность пристрелить кого-нибудь в процессе.

Ронни предпочла подход на мягких лапках.

– Мистер Айвс, – нежно сказала она, точно добрая учительница школьнику, – вы меня помните? Ронни Дибицки. Мы на днях беседовали у вас дома. Прошу вас, опустите пистолет, пока кто-нибудь не пострадал. Можете?

– Вообще-то, нет. Извините. Заходите сюда, пожалуйста.

И Винс указал пистолетом – очень вежливо, словно билетер в кинотеатре. Реджи вспомнила, как он смахивал крошки, прежде чем усадить ее и Ронни на диван. Глянула на Ронни. Они что, правда по доброй воле войдут и станут заложницами?

По всей видимости, да.

В палате было не протолкнуться. Как вчера в гримерной Баркли Джека – только новая версия, кошмарная и, кажется, совсем другой актерский состав. На сей раз, по счастью, обошлось без куклы чревовещателя. Посреди сутолоки обнаружился Джексон Броуди, и Реджи сочла, что это, пожалуй, в порядке вещей. Он вообще друг анархии.

В углу скорчился еще какой-то человек, и Винсент Айвс в него целился.

– Задержите его, – сказал Винс Реджи. А затем шагнул к человеку и упер пистолет почти ему в голову, точно казнить собрался. – Его зовут Стивен Меллорс, и он мозг всего предприятия. Потому что иначе я его пристрелю. Выбор за вами – так или эдак.

От задержания, прикинула Реджи, вреда не будет – потом всегда можно отпустить без протокола, если ничего плохого он не совершал, хотя каковы шансы в этой вот обстановочке, где все они очутились? Преступлений в списке скорее прибавится, а не убавится. Кратко поразмыслив, Реджи начала:

– Стивен Меллорс, вы задержаны по подозрению в…

Она осеклась, не зная, что именно ему предъявить. И сама на себя разъярилась, потому что в поисках фигуры власти глянула на Джексона Броуди. Отчего-то старшим по званию полицейским здесь по-прежнему был он. И вообще старшим, если уж на то пошло.

В досаде на себя, на него Реджи вздохнула, но его совета послушалась:

– Стивен Меллорс, вы задержаны по подозрению в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью. Вы не обязаны давать показания, но если при допросе вы не упомянете того, на что впоследствии сошлетесь в суде, это может помешать вашей защите. Все, что вы скажете, может быть использовано в качестве доказательств.