Большое Гнездо - [2]
— А теперь — ступай! — проговорил под крыльцом Полюд, и Кухта зашагал вразвалку к коню.
Долго не мог надивиться слышанному и виденному Всеволод. И, вернувшись в ложницу [8], опять не спал, ворочался с боку на бок — и не оттого, что жалили алчные клопы; виделось в полудреме: стоял перед его глазами сладкоречивый боярин Полюд — то распухал, то уменьшался, то склонялся над лежанкой, а то глядел из угла из-под теплой шубы горящим, как уголь, глазом…
Утром Полюд вошел в ложницу, как всегда, бодрый и улыбчивый.
— Вставайте, князья. Солнышко на дворе, а нам в путь-дорогу!
И верно: в приоткрытые оконца били золотые лучи; в соседней комнате мелькал распашной сарафан — хозяйка накрывала на стол; полы и лестницы поскрипывали — по избе взад и вперед ходили занятые люди, слышались близкие и далекие голоса.
Всеволод сел на лежанке, кулаками протер заспанные глаза: что за наваждение, да, никак, все привиделось?
Но Полюд стоял прямо перед ним, раздвигал в улыбке обросший неопрятной бородою рот, глаза его были внимательны, и мутным облачком висела в их глубине тревога.
Нет, не приснился Всеволоду странный сон: все, как помнит он, все так и было.
2
К Новгороду подъезжали на исходе дня. На дороге было людно: смерды [9], ездившие в город, возвращались в свои деревни, — свесив с телег обутые в кожаные поршни [10] ноги, без любопытства глядели на встретившихся всадников. Да и чему дивиться! В Новгород со всех сторон земли стекается разный народ — оттого на улицах его не протолкнуться даже и в обычные дни.
Сдерживая играющего под седлом коня, Всеволод с волнением всматривался в бусеющее за островками голых березняков небо: вот-вот, по словам трусившего рядом Полюда, должны были показаться шеломы Софийского собора.
— Ты, княже, о правую руку гляди, — ласково наставлял боярин. — Вона, видишь, будто кто костерок зажег…
— Да где же, где? — нетерпеливо переспрашивал Всеволод, а сам уже видел и костерок, и разбегающиеся в стороны бревенчатые стены детинца [11], и крепкие избы, прилепившиеся у самого того места, где детинец могуче врастал в раскинувшиеся от края и до края земли, светлеющие под солнцем поля.
У Михалки глаза тоже блестели, и он тоже восторженно глядел по сторонам: вот оно, диво дивное!
Много стран исходили князья, но такого не видывали нигде, разве что только в Царьграде, а немецким городишкам, к примеру, до Новгорода вовек не дотянуться — велик, зело велик, и срублен добротно, и хозяин, по всему видать, живет здесь крепкий и заботливый.
У немцев, бывало, едешь — грязи коню по самое брюхо, а в Новгороде и главная и боковые улочки выстланы широкими деревянными плахами, по бокам вычищены и выметены канавки, у изб стоят на случай пожара врытые в землю бочки с водой. На одном из шумных перекрестков плотники, потеснив толпу, сидели верхом на расколотых вдоль кряжах и выдалбливали в них желоба. Чуть подале четверо мужиков, наложив выдолбленные половинки друг на друга, старательно запеленывали их в мягкое лыко. Много таких запеленутых стволов лежало вдоль всей улицы.
Дивясь увиденному, Всеволод даже попридержал возле мужиков коня.
— Али громом поразило? — оторвавшись от работы, добродушно спросил его один из плотников. Остальные посмотрели на князя приветливо — гордились тем, что удивили чужака: ишь как вперился, морщит лоб, а невдомек ему, пришлому, что ведут они от Ярославова дворища в Волхов отвод для лишней воды, скапливающейся на улицах и на вечевой площади по весне после таяния снегов…
— Чудеса-а! — качал головой Всеволод, радуя Полюда. — Ну и хитрецы у вас мужики.
— Один к одному, — щурился от удовольствия боярин. И тут же омрачал молодых князей:
— Оттого все и глядят алчным взором за Ильмень-озеро, что — чудеса. Не своим горбом добыто, а — сладко. Ничего, — он резко дернул удила, и конь его часто застучал по деревянному настилу, — и Святослава пристегнем, и Андрею озоровать не позволим…
Вчерашнее уже стало забываться за разговорами (дорога была далекая), а тут боярин сам воротил к тому ночному недоброму наваждению. Когда бы сон — еще полбеды, а и вправду кажется, будто сон (много раз ловил себя на этом Всеволод), — да разве забудешь идущего вразвалку к своему коню свирепого Кухту!
Почувствовал Полюд — не то сказал. Всеволод, хоть и молод, а не простак, боярин сразу об этом смекнул. Сызмала не уготовили ему ни высоких хором, ни сладких яств, ни книжной мудрости — все брал у жизни сам, и брать будет (оно по всему видно — упрям), оттого и морщина старческая пересекла высокий лоб. Где уж было догадаться боярину о том, что подслушал Всеволод его беседу с лихим Кухтой!
Меж тем кони, будто чуя предстоящий скорый отдых, легко одолели подъем к детинцу.
Вдруг обитые медью высокие створы ворот распахнулись, воротник, испуганно прикрывшись локтем, отскочил в сторону, под сводами загрохотало, заржал взвившийся на дыбки серый конь, и мимо князей вихрем промчался небольшой отряд. В голове его промелькнуло синее корзно [12], кто-то крикнул обидное — Полюд замотался в седле, в сердцах сплюнул в сторону.
Темнело быстро. В детинец, за высокую стену, уже не доставали солнечные лучи; с низинки, от реки, поднималась прохлада; лужицы, разлившиеся от стаявшего снега по всему двору, кое-где подернуло тонким, как паутинка, ледком.
Роман «Богатырское поле» — первая книга тетралогии Э. Зорина о древней Руси.В нем воссоздается история Владимиро-Суздальского княжества второй половины XII века.Читатель встретится на его страницах с юным Всеволодом Большое Гнездо, его братом Михалкой, с зодчими, ремесленниками, купцами, воинами, которых собирает в богатырскую рать общее стремление к единению Руси.Используя обширный этнографический и фольклорный материал, автор воспроизводит живые картины городской и сельской жизни того времени.
«Огненное порубежье» — вторая книга автора на историческую тему. В ней действуют многие из тех героев, с которыми читатель познакомился в «Богатырском поле». В романе представлена Древняя Русь конца XII века (1182–1194 гг.) — падение Киева и возвышение Владимира. В центре романа две исторические фигуры: владимирский князь Всеволод и киевский — Святослав.
Это заключительная часть тетралогии Э. Зорина о владимирском князе Всеволоде Большое Гнездо, о Руси начала XIII века. В ней рассказывается о последних годах жизни и правления Всеволода и вновь вспыхнувшей жестокой княжеской междоусобице после его смерти, — междоусобице, которая ослабила Русь накануне татаро-монгольского нашествия.
Россия, 1876 год. К императору Александру II доходят вести о турецких зверствах на Балканах. При дворе и в армии господствуют славянофильские настроения. И даже революционеры, за которыми неустанно охотятся жандармы, во многом согласны с властями предержащими — братьям-славянам надо помочь. Все уверены, что Россия должна начать войну с Турцией. Лишь престарелый князь Горчаков, отвечающий за внешнюю политику, настаивает на осторожности, ведь эта война может поссорить Россию с западными державами. Однако столкновение с Турцией неизбежно, в конечном итоге «славянский вопрос» будет решаться не в кабинетах, а на полях сражений, и решать его будут такие люди, как военный министр Милютин и генерал Столетов… «Клич» — последний завершенный роман известного писателя-историка Эдуарда Зорина (1931–1989)
В сборник грузинского советского писателя Григола Чиковани вошли рассказы, воссоздающие картины далекого прошлого одного из уголков Грузии — Одиши (Мегрелии) в тот период, когда Грузия стонала под пятой турецких захватчиков. Патриотизм, свободолюбие, мужество — вот основные черты, характеризующие героев рассказов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Александр Филонов о книге Джона Джея Робинсона «Темницы, Огонь и Мечи».Я всегда считал, что религии подобны людям: пока мы молоды, мы категоричны в своих суждениях, дерзки и готовы драться за них. И только с возрастом приходит умение понимать других и даже высшая форма дерзости – способность увидеть и признать собственные ошибки. Восточные религии, рассуждал я, веротерпимы и миролюбивы, в иудаизме – религии Ветхого Завета – молитва за мир занимает чуть ли не центральное место. И даже христианство – религия Нового Завета – уже пережило двадцать веков и набралось терпимости, но пока было помоложе – шли бесчисленные войны за веру, насильственное обращение язычников (вспомните хотя бы крещение Руси, когда киевлян загоняли в Днепр, чтобы народ принял крещение водой)… Поэтому, думал я, мусульманская религия, как самая молодая, столь воинственна и нетерпима к инакомыслию.
После "Мастера и Маргариты" Михаила Булгакова выражение "написать роман о Понтии Пилате" вызывает, мягко говоря, двусмысленные ассоциации. Тем не менее, после успешного "Евангелия от Афрания" Кирилла Еськова, экспериментировать на эту тему вроде бы не считается совсем уж дурным тоном.1.0 — создание файла.
Роман «Гвади Бигва» принес его автору Лео Киачели широкую популярность и выдвинул в первые ряды советских прозаиков.Тема романа — преодоление пережитков прошлого, возрождение личности.С юмором и сочувствием к своему непутевому, беспечному герою — пришибленному нищетой и бесправием Гвади Бигве — показывает писатель, как в новых условиях жизни человек обретает достоинство, «выпрямляется», становится полноправным членом общества.Роман написан увлекательно, живо и читается с неослабевающим интересом.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.