Большое драконье приключение - [16]

Через два дня они вернулись одни. Люди не пришли, а у пещеры ничего не изменилось. Брик стоял у драконьего трупа, и злые слезы закипали на его ресницах. За эти трое суток, включая ту ночь штурма, он не спал ни минуты, и Дигэ Эгерхаши постоянно была с ним рядом.

В деревне ему отказали, сославшись на то, что люди заняты, что сейчас страда, что соваться в драконью пещеру, пусть даже к дохлому дракону, дураков нет, а под конец к нему подошел какой-то небритый тип, изрядно навеселе, и угрожающим шепотом посоветовал убираться: «Да мы, мужики, тебе за нашего дракона…» Брик дал ему в морду и порадовался, что на этот раз Дигэ осталась на постоялом дворе.

И вот он стоял на том же месте и чувствовал себя самым одиноким человеком на свете. Один-единственный друг был у него, счастливчик и умница Санди, и того он потерял.

Опасаясь, что Дигэ, чего доброго, влюбится в него, он безжалостно рассказал ей, что это именно Санди настоял на их экспедиции, и что своей свободой и жизнью она обязана именно ему. И лишь о том, что еще три дня назад сам он не верил в ее честность, Брик умолчал, так как теперь это не играло никакой роли.

Она ответила неординарно. Она вообще оказалась неординарной девушкой.

— Видно, на роду мне написано попадать в идиотские положения. Дракон, который меня не съел. Рыцарь, которому на меня наплевать. Жених, который… А! В результате погиб хороший человек.

Они пустились в обратный путь. Дигэ послала письмо отцу, и теперь они неторопливо двигались к столице, придерживаясь указанного ею маршрута.

Настала полоса пасмурных дней. Копыта рыжей лошадки Санди, на которой ехала теперь Дигэ, разбрызгивали грязь. И было в мире нудно и плохо.

А вообще она была ничего. Смелая. И тактичная. Вовсе на него не вешалась, как можно было бы ожидать от принцессы в подобной ситуации. Ни разу ни на что не пожаловалась, хотя вымокала и мерзла по полной программе.

Однажды, когда холодный вечер застал их в лесу, и они коротали его, сидя у костра, она спросила:

— Брик, — незаметно они перешли на «ты», — чего бы ты хотел больше всего?

Брик точно знал, чего он хочет.

— Чтобы Санди был жив, — незамедлительно ответил он, не глядя в ее лицо, где играли огненные блики, делая его незнакомым и удивительно прекрасным.

Она грустно усмехнулась.

— Нет ли чего-нибудь, что мог бы исполнить мой отец… или я? Жизнь не в нашей компетенции.

Брик молчал, глядя в огонь.

— Когда-то, — вспомнил он, — больше всего на свете мне хотелось, чтобы меня посвятили в рыцари. Мне казалось, это изменит мою жизнь. Что меня начнут уважать. Что сам я стану каким-то другим… лучше. А сейчас я думаю, это было детское желание. Мой друг уважал сам себя… и как-то так выходило, что его уважали и любили все. У него на всем свете не было ни одного врага. Было бы гораздо справедливее мне полезть в эту треклятую пещеру.

Она слушала его с неподвижным лицом, и он был безмерно благодарен ей за внимание и молчание.

Конрад Эгерхаши со свитой из десяти человек встретил их в дне пути от столицы. Увидев конную группу перед собой и распознав отца, Дигэ натянула поводья. Брик понял это как сигнал и тоже остановил лошадь. Он вдруг осознал, как они выглядят со стороны, посмотрел на себя и свою спутницу глазами, скажем, Конрада Эгерхаши. Около месяца девица болталась неизвестно где, а теперь возвращается в компании типа отнюдь не благонравной наружности. До него дошло, что и Дигэ это понимает, но вот забавляет ли это ее? или повергает в отчаяние?

Он спешился и помог ей сойти с лошади. Эгерхаши сидел неподвижно, словно замерз в седле. Дочь медленно пошла к нему, не опуская головы. «Она никогда не сделает ничего такого, — вспомнил Брик, — чего станет стыдиться». Она шла, как королева в изгнании. Это была самая благородная, самая высокая девушка.

Эгерхаши ждал, не делая ни одного шага навстречу. У него было то же лицо, но черты — суше, надменнее, жестче. Это он ее воспитал, и она стоила его: такая же независимая и гордая, способная все решать сама. Брик заметил, что старик смотрит не столько даже на дочь, сколько на него самого, смотрит с интересом и тревогой, как на какой-то имеющий значение, но неожиданный фактор. Эгерхаши оценивал его.

— Отец, — сказала Дигэ, — позволь представить тебе человека, спасшего меня. Барнби Готорн.

Брик наклонил голову. Надменный вид Эгерхаши раздосадовал его, и теперь он готов был скорее выказать ему неуважение, нежели перекланяться.

— Мой отец, герцог Эгерхаши.

Старик в седле даже не шелохнулся.

— Ну, и чего же вы хотите?

Брик почувствовал себя оскорбленным.

— Ничего, — ответил он. — Мне от вас ничего не нужно.

Для Дигэ в свите Эгерхаши держали коня — белого, богато убранного жеребца. Она села верхом, и вот тут-то Брик по-настоящему остался один. Эта девушка умела уходить. Просто поворачивалась спиной. Эгерхаши. Он увидел, как она что-то сказала отцу. Какое-то мгновение он видел их обоих в профиль. Да, одно лицо, один нрав. Если бы она захотела отомстить ему за то, что он не всегда бывал с ней внимателен и вежлив, — лучшего случая ей бы не представилось. То, что она сказала, очевидно, имело к нему отношение, потому что Эгерхаши снова повернулся к нему и… — это было неслыханно! — спешился.