Большие расстояния - [20]

Мой брат… Где он? Чем занят, как служит?

И вот совсем недавно я получил письмо от отца. Впрочем, и без этого в газетах описан подвиг Лю Жунь-шэна. Катер, на котором он служил, находился у одного из прибрежных островов в Южно-Китайском море. Четыре катера чанкайшистов напали на него под покровом темноты. Три часа длился неравный бой. Истекая кровью, Жунь и его товарищи до последней возможности отбивались от врагов. Помощь подоспела тогда, когда Жунь уже был тяжело ранен. И больше ничего я не знаю о нем…

Кравцов снова затягивается горьковатым дымом, смотрит куда-то поверх моей головы: — Понимаешь, друже Иван… Я все еще не теряю надежды… Мне кажется, что он жив. Он ведь не может умереть просто так… Мы еще не сделали всего… Рано или поздно мы еще должны с ним встретиться. Я послал запрос. И вот теперь жду… День за днем буду ждать… А к вам в Заволжье я не поеду. Я, как гагара, — не могу ходить по земле. Я умру без моря… Оно для меня, друже Иван, жизнь, смысл жизни. Оно для меня все. Я люблю его и чувствую. Оно для меня живое…

Я молча слушаю горячие, сбивчивые слова моего друга Сергея Кравцова. История, которую он рассказал, потрясла меня. Я никогда не подозревал, что он умеет так сильно чувствовать и любить. Я думаю о судьбе Лю Жунь-шэна, далекого китайского юноши. Как бы мне хотелось, чтобы Сергей получил весточку оттуда! Пусть ждет… Не всегда в жизни все получается складно. Но ведь на то она и жизнь. И, может быть, будет день, когда наш почтальон Суриков вручит Сергею письмо с красивой экзотической маркой. Этот день станет радостным и для всех нас… Он там, а мы здесь. Теплое Южно-Китайское море, лазоревые дали… А в Заполярье скоро зашумит пурга. Мы на разных концах земли, разные границы, но думы и заботы у нас одни. Есть в этом что-то почти символическое…

Гаснет солнце. Сопки в морозном тумане. А над темным грохочущим морем далеко-далеко начинает свою таинственную игру полярное сияние. Со стороны бревенчатых домиков с уютными желтыми квадратами окон доносятся слова любимой песни Сергея Кравцова:

…В том крае, где солнца восход,

Одна и грустна на утесе горючем

Прекрасная пальма растет…

Небо тоже еще не замерло совсем: с жалобными криками улетают на юг гуси. Вот вымахнул из-за чернеющей скалы одинокий поморник. Он тоже улетит туда, на юг. Может быть, он увидит Южно-Китайское море, те солнечные края, где живет брат русского матроса Сергея Кравцова — китайский моряк Лю Жунь-шэн.

Рига.

ЦЗИНЬ ЦЮ — ЗОЛОТАЯ ОСЕНЬ

Когда я вспоминаю девушку Цзинь Цю, перед глазами встают скалистые кряжи Большого Хингана, узкие горные тропы и мрачные ущелья…

Август 1945 года… Это был стремительный бросок нашего передового отряда. Нещадно палило жгучее солнце. Орудия приходилось втягивать на крутые ребристые склоны на стальных тросах.

Сухая синева неба и чужая, неведомая земля. Только березки такие же, как у нас на Смоленщине…

— Деревня Цзошаньпу!.. — сказал командир отряда майор Ланцов. Он свернул карту и сунул ее в полевую сумку. Деревня открылась сразу за поворотом ущелья. Все увидели приземистые фанзы, глинобитные стены и полуразвалившийся храм с прогнутой черепичной крышей, узкие полоски кукурузы и гаоляна. Противника в деревне не оказалось.

Из жалких лачуг выползли истощенные, бледные люди в сине-черных лохмотьях. Седобородые степенные старики снимали соломенные шляпы и низко кланялись нам. Голопузые ребятишки держались за шаровары матерей, с удивлением и испугом смотрели на солдат. Крестьяне принесли арбузы, дыни, огурцы. Женщины пригласили нас к одинокой фанзе, стоявшей под самой сопкой.

Майор Ланцов распахнул дверь и остановился на пороге. В фанзе был полумрак, свет слабо проникал сквозь заклеенное промасленной бумагой оконце. На канах лежал пожилой китаец. Веки его были закрыты. У изголовья сидела девушка лет семнадцати, в белой куртке. В ее больших черных глазах, чуть влажных, застыл ужас. Ланцов, знавший немного китайский язык, заговорил с девушкой. Она встрепенулась, поднялась с циновки, покрывавшей кан, и, указав на лежащего, стала произносить какие-то отрывочные фразы. Но договорить она не смогла, разрыдалась, закрыв лицо руками.

— Это ее отец, Фын, — пояснил майор. — Там в горах японские солдаты капитана Фукада расстреляли группу мирных жителей, которых согнали, чтобы подготовить плотину к взрыву. Этот был тяжело ранен, пришел ночью в сознание и приполз сюда. О нем нужно позаботиться…

Санитарный инструктор Бобров склонился над китайцем, осмотрел рану и приготовил перевязочный материал. Фын застонал, открыл глаза. Он некоторое время молча смотрел на незнакомых людей в касках с красными звездами, потом его глаза заблестели, сухое лицо ожило. Напрягаясь, он приподнялся на согнутой руке. Но рука подломилась, тело грузно и мягко завалилось набок. Старик снова застыл в предсмертной дремоте.

— Мы сделаем все возможное, чтобы спасти его… — сказал Ланцов девушке.

Она заговорила снова. Что-то объясняла. Майор переспрашивал. С каждой минутой лицо Ланцова становилось все суровее и суровее.

— Плохи дела, — вымолвил он. Извлек карту и развернул ее. — Видите это озеро?.. Сандзу… В переводе с японского — «Источник смерти»… Символическое название! Мы должны во что бы то ни стало овладеть плотиной и перевалом. Конечно, враг там оставил сильный заслон. Придется дробить отряд, посылать к озеру усиленную группу. К утру сюда подойдут главные силы Нужны осторожность и быстрота действий. Все должно решиться этой ночью. Один неправильный шаг — и плотина взлетит на воздух. Группу поведет лейтенант Плавильщиков!..