Большие пожары - [48]

— Меня возьмете? — спросил Малахов, видя, что на него не обращают внимания.

— Вас? — удивился Бавин.— Как же я вас возьму?

— Как? Очень просто. Я же специально для этого из Москвы прилетел, вот мое удостоверение. Вам Гущин звонил.

— Что Гущин. Гущин не отвечает.

— За что?

— Мало ли что случится. Повиснет кто-нибудь на хвостовом оперении, зацепится куполом, ясно? — опросил Бавин мрачно.— Самолет потеряет управление, мы покинем машину. А вы?

— И я покину.

— А вы прыгали когда-нибудь?

— Прыгал, — сказал Малахов, понимая, что все видят его вранье.

— На каком парашюте?

— ПД-41.

— Человек из Москвы прилетел,— вставил Тележко.

— Ну, ладно. Дадим вам парашют Т-2. Надо вам поехать с ними, пообедать.

Они вышли все вместе на крыльцо. Малахов уже был членом их коллектива. Взяли мешки для продуктов. Машина стояла у крыльца. Мальчишка-шофер, сидя за рулем, жевал что-то.

— Тренируешься? — спросил Тележко, и тот смущенно засмеялся.

— Вы к шоферу садитесь,— сказал Сергей Малахову.

— Ничего, все равно,— ответил Малахов, залезая в кабинку.

Потом все пошло быстро. Выпрыгнули из машины, все вместе зашли в магазин, бородатый Каримов так и был обнажен до пояса. «Парашютисты, парашютисты»,— зашелестела очередь.

— Кто замыкающий? — опросил Сергей громко, и Малахов подумал: «Надо будет упомянуть где-нибудь. Как здорово! У нас пишут как правильно говорить — «последний», а не «крайний». А он применяет совсем другое, военное слово — «замыкающий».

— У вас карандашика нет? — обратился к Малахову Космонавт и, взяв французский Big, стал записывать на клочке бумаги, что они будут брать и сколько: хлеб, кол басу, соленую рыбу, крупу, сало, чай, сахар, соль. Вое окружили его, заглядывали через плечо, участвовали в обсуждении. Теперь они тоже, как Бавин, отвлеклись от всего постороннего, теперь перед ними была подготовка к прыжку, а потом и сам прыжок. Сложили продукта в мешки и поехали обедать в чайную у реки, за углом,— ее не заметили утром Малахов и практиканты. Все как один взяли щи, гуляш и кисель, быстро поели, одновременно отбиваясь от мух, и, не торопясь, пошли к машине, думая о предстоящем прыжке..

Вытащили из самолета свои вещи, стали одеваться, натягивать комбинезоны, сапоги. Каримов надел только пеструю ковбойку. «Меня комары не едят, я их отучил».

— Вы с вами полетите на прыжок? — спросил Космонавт Малахова,— тогда на меня особое внимание обращайте.

— А разве не принудительное будет раскрытие?

— Принудительное, но вообще...

— Вы прыгали? — поинтересовался Валька Алферов.— А парашют дали вам?

Стали паковать продукты, побросали на палаточное полотнище свои теплые авиазентовые куртки, между ними то, что менее прочно, получилось два больших, не очень аккуратных тюка, к ним закрепили малые грузовые парашюты.

— Ружье кто возьмет? (Малахов вспомнил историю с медведем, порвавшим палатку.) На, Каримов! Космонавт, ты бери ведро, смотри, аккуратней, а то без варева останемся, не раздави.

Ведро было светлое, тонкое. Подошел Тележко:

— Держи, Серога, гостинцы.

Сергей развернул пакет: там были записка, две баночки черной икры и помидоры. Сергей бесстрастно прочитал записку, положил в нагрудный карман, сунул в карманы баночки:

— А это нужно было раньше. Так что, товарищ Тележко, сами съедите. А приедете, позвоните и окажите: «Лидия Аркадьевна, очень вкусные были помидоры, спасибо».— Он написал несколько слов, положив листок на фюзеляж: — И записочку отдайте.

Помогая друг другу, стали надевать парашюты, скрепленные между собой, главный на спину, запасный — на живот. Уложены они были еще утром, в Усть-Чульме.

— Лететь недалеко,— объяснил Космонавт,— поэтому сразу надеваем. А когда далеко, то потом, в самолете.

Впереди, над запасным, под грудной перемычкой — вещмешки. За резинки, стягивающие запасный парашют, позасовывали финки, рукавички, как будто подчеркивая, что ПЗ открывать не придется. Кто был в комбинезоне, кто в куртке, кто в рубашке, как Каримов, кто с непокрытой головой, кто, как Космонавт, в шлеме.

Топоры и лопаты Мариманов связал вместе и прикре пил к ним броскую красно-белую ленту. Только он и Сергей не надели парашюты.

— Становись! — сказал Лабутин, все стали в одну шеренгу около самолета, на выжженной траве тихого таежного аэродрома, и Сергей вместе с подошедшим Бавиным, проходя сзади них, стали проверять парашюты: замыкающие приспособления, вытяжные веревки, подгонку подвесной системы. Потом Малахов сфотографировал, как они садятся в самолет, сел сам — ему оставили место ближе к пилотской кабине,— убрали подножку, закрыли дверь. Алферов сказал негромко: «От винта!», мелькнули емкости, столб ветроуказателя, машущий Тележко. «Антон» уже разворачивался в слабой летней голубизне, над полем, над поселком, над рекой.

Опять, как накануне, под крылом пошла тайга, тайга, она казалась редкой, однообразной, и по ней, освещенной предвечерним светом, скользила тень их самолета. И где-то среди этой действительно бесконечной тайги жили люди — у них были свои мечты, свои воспоминания, свои планы на будущее.

Опять был конец длинного жаркого дня, уже переходящего в длинный летний вечер.