Большие пожары - [44]

Практиканты слушали, разинув рты.

— Значит, вместе служили? И сейчас продолжаете? — заинтересовался Малахов.

— Еще у нас один есть, Мариманов.

— Кто же зажигает? — не унимался кудрявый.

— Кто! Иной костер зальет, а потом через три дня он опять разгорится, повял? Подземный, и наружу выйдет. Мало ли ходит народу! Места богатые.

— Рыбу, говорят, руками берут.

— Из бочки.

Механики закончили осмотр, все закрыли и ушли. Пилотов не было. Тележко потянул носом воздух:

— Чувствуете дым? Немного? Там зато много. Ох, горит. Людей не хватает. Тунеядцев хотели приспособить, да никто брать не хочет: еще сгорят! Тут у нас поблизости поселок есть: туда тунеядцев свозят.

— Ну и как тунеядцы?

— Ничего, работают. Мне лично больше тунеядки нравятся.

— Один мне пут рассказывал,— опять вступил кудрявый,— сам видел у них афишу, доклад: «Задачи тунеядцев в выполнении квартального плана».

— Так и бывает,— серьезно согласился Тележко,— пока они доклады слушают, наши ребята из тайги не вылазят месяцами. Жены парашютистов начальство на части рвут. Вчера приходит одна к Андрею Васильевичу: сообщите, говорит, где мой муж и помнит ли он, что у него есть семья?

— Во дает.

— Вот будете летнабами, узнаете, как оно. Жена в городе, а вы на оперативном да в тайге все лето. Она вроде как сама по себе.

— Надо, чтоб и она в оперативном.

— Да? А жене трудно. Особенно, если она из Ленинграда, понял? Сперва романтика, то да се. А потом говорит: «А где театр?»

— Нужно вое время жить на точке.

— Когда молодые, можно, а потом она на работу устроится, ребенок в детсаду, попробуй ее выдерни.

— Женатики приуныли,— сказал кудрявый.

— Ничего, нормально.

— Надо, чтобы детей было побольше, чтобы ей в городе было чем заняться.

— Но детей, учти, надо кормить.

Тележко встал и отряхнул брюки:

— Вон они стоят с командиром отряда. Они, они. Не хотят лететь, это точно, время тянут. Потом скажут: поздно. Ага, идут вроде.

— А если в каждой точке иметь жену?

— Некоторые пробовали в качестве эксперимента. Но, знаешь, советские законы обижаются. У нас в бухгалтерии у Голубевой список алиментщиков. Двадцать шесть человек. По всей базе, конечно, а ты думал? Вот недавно товарищеский суд был над одним, весной, у него три жены, четвертая не явилась. Ну, присудили, чтобы он сперва, значит, первой оплатил дорогу в Тирасполь и суточные выдал по два шестьдесят на питание. Понял?

Подошли летчики.

— Ну, вы что? — встретил их Тележко.— Смеетесь?

— А что? Нам пообедать нужно?

— А потом стояли целый час.

— Командир остановил,— отвечал Валька важно.

— Командир. Знаем мы. Ну, садиться?

— Поздно сегодня лететь.

— Как это поздно! — возмутился Тележко. — В самый раз успеем. К жене захотел, Валя? А люди в тайге пускай ждут продукты да взрывчатку!

— У них все есть.— Он отвечал холодно и невозмутимо. Второй молчал.

— Для чего мы сюда приехали? — закричали практиканты. — Товарищ корреспондент.

— Непорядок,— сказал Малахов.

— Пожалуйста, как хотите.— Валька Алферов надвинул летную фуражку на глаза.— Но не успеем, аэродром уже закроют. На полдороге в Ковалеве будем припухать.

— Тогда лучше здесь переночевать, в городе.

— Ничего, ничего,— успокоил Тележко,— полетели.

— Пожалуйста.— Валька сел на свое место и сказал негромко, просто для себя: — От винта!

Через несколько минут, после короткого пробега, их «Антон» оторвался от земли, (развернулся над аэродромом, над городской окраиной, ослепительно сверкающей в косых лучах солнца, над рекой, и, набрав высоту, лег курсом на далекий таежный поселок. Впрочем, теперь он не был далеким: 1 час 45 минут лету.

Был ясный летний вечер, их окружала слабая небесная голубизна без единого облачка, «Антон» шел ровно и плавно, не проваливаясь, не кренясь, и если закрыть глаза, то можно было представить себе, что едешь в автомобиле по хорошей дороге. Но закрывать глаза не стоило. Нужно было смотреть в окошко и наслаждаться удивительным ощущением покоя и тихой радости. Под крылом медленно плыла степь в закатных полосах, и по степи двигалась их тень, тень их самолета. Потом пошла тайга, она казалась сверху редкой. К ним, в пассажирскую кабину, вышел второй пилот и вписал их имена в бортовой журнал.

— Корреспондент? — крикнул он.— Какой газеты? — И удивился.— О! Солидный орган.

Малахов засмеялся.

— Успеем? — он посмотрел на часы.

— Конечно,— кивнул Тележко,— куда теперь денемся? В Ковалеве они сами сидеть не хотят.

Этот летний тихий вечер, эта безмятежность природы поражали Малахова. Он все смотрел в окошечко, и ребята-практиканты смотрели, не отрываясь.

— Пожары ищете? — прокричал Тележко.— Отсюда не видно.

Внизу тускло, по-вечернему заблестела река, показались домики. «Антон» стал неприятно проваливаться вниз, разворачиваться, мелькнули цистерны для горючего — емкости, столб ветроуказателя, и вот уже, легко стукнувшись о землю, они покатились по выжженной аэродромной траве.

— Обождите, ступеньку навешу, — сказал второй пилот Глеб Карпенко.

— Так сойдем.

— Нет, порядок.

— Хорошо долетели,— небрежно заметил кудрявый.

— Как на вертолете,— подтвердил Тележко.

К самолету подходил молодой человек в распахнутом кителе и форменной фуражке, из-под которой выбивались светлые-светлые волосы.