Большевизм от Моисея до Ленина - [2]

Вальтер Штауффахер

Глава I

— Да! — воскликнул он: — Мы заблуждаемся! Астроном делает не так. Например, он наблюдает за каким-то созвездием, довольно долго наблюдает. И однажды он замечает: — Черт побери, да тут ведь что-то не то! Обычно звезды должны были бы располагаться иначе, не так, как здесь. Значит, должна быть какая-то скрытая сила, которая влияет на звезды. И он считает, и считает, и наконец, правильно вычисляет планету, которую пока еще никто не видел, но которая там есть, как однажды выясняется. А что делает историк? Отклонения он объясняет на основе самого созвездия, исходя из сущности выдающихся государственных мужей. То, что где-то может действовать какая-то скрытая сила, задающая всему определенное направление, ему и в голову не приходит. Но ведь эта сила есть! И она существует с начала истории! И что это за сила, ты знаешь. Это еврей.

— Да, разумеется, — ответил я, — но это нужно доказать, доказать. Как по мне, то для последних пятидесяти или ста пятидесяти лет это очевидно; но если зайти достаточно далеко вглубь истории, в конце концов, до дохристианских времен…

— Дорогой мой, — ответил он мне, — когда мы читаем у Страбона[1], что уже в его время, вскоре после рождения Христа, на всем земном шаре едва ли уже можно было найти место, где не доминировали бы евреи, именно доминировали, пишет он, вовсе не населяли; если уже за десятилетия до того старый Цицерон[2] — в то время большая величина, мой дорогой! — на Капитолии внезапно сорвался, когда в своей знаменитой защищающей речи он просто не мог поступить иначе, кроме как указать на крепкую сплоченность евреев и их гигантское влияние: «Тише, тише! Хочу, чтобы меня могли слышать только судьи. Иначе евреи устроят мне большие неприятности, как они поступают с каждым честным человеком. У меня совершенно нет желания лить воду на их мельницы»; и если некий Понтий Пилат[3], который, как представитель римского императора, все же, наверняка не был пустым местом, едва евреи дали ему понять, что могут обеспечить его кое-чем нужным у императора Августа, тут же идет к тазу, чтобы умыть руки: «Ради Бога, покончим с этим грязным еврейским делом» и приговаривает к смерти Христа, которого сам считает невиновным; тогда, мой дорогой, каждый ребенок знает или, по крайней мере, мог бы знать, сколько пробило на часах уже в то время!»

Он схватил Ветхий Завет, недолго полистал его и: — Вот, — воскликнул он, — посмотри сюда, вот рецепт, по которому евреи издавна варят свой адский суп. Мы, антисемиты, молодцы. Мы выыскиваем все подряд, и только самое важное не замечаем. И он прочитал, подчеркивая каждое слово, жестким голосом: «Я вооружу Египтян против Египтян; и будут сражаться брат против брата и друг против друга, город с городом, царство с царством. И дух Египта изнеможет в нем, и разрушу совет его, и прибегнут они к идолам и к чародеям, и к вызывающим мертвых и к гадателям».[4]

— Конечно, — он горько рассмеялся, — тогда они спросят доктора Куно[5], и доктора Швайера[6], и доктора Хайма[7], и какие там у нас еще есть чародеи и гадатели, спросят их, откуда взялся весь этот свинарник; и те ответят им укоризненно: Вы сами виноваты в этом. У вас нет больше никакого хорошего воспитания, нет никакой веры, одна сплошная корысть и всезнайство. Теперь вдруг виноваты должны быть евреи. Но так было всегда, когда народам был нужен козел отпущения. Тогда все накидывались на евреев и мучили их до крови. Так как у них были деньги. Так как они не могли защищаться. Что же тут удивительного, если кто-то из них действительно выходит за рамки дозволенного. Паршивую овцу найти можно повсюду. Как будто не было массы вполне приличных евреев. Берите с них пример. Это благочестие, эта склонность к семейной жизни, этот трезвый образ жизни, эта готовность к жертве, прежде всего, эта сплоченность! А вы? Грызетесь между собой, как кошка с собакой. Это же чистое безумие. И вот так будут пустословить и снова пустословить чародеи и гадатели, до тех пор, пока однажды ночью не появится кровавый знак[8] на всех, но лишь на всех еврейских домах, и обезумевшие толпы, руководимые евреями, ворвутся в остальные дома, чтобы убить всех первенцев в земле Египетской[9] и не только в ней.

— Как это уже было здесь в Мюнхене во время Советской республики? — заметил я. — Дома евреев не были намазаны кровью, но, все же, какое-то тайное соглашение наверняка было заключено, так как среди всех этих бесчисленных обысков не было ни одного обыска у евреев. Это запрещено, как объяснил мне на мой двусмысленный вопрос один из тех тупых красногвардейцев, которые тогда меня едва не арестовали. Естественно, среди арестованных тоже не было ни одного еврея. За исключением лишь одного профессора Бергера, да и он попал под этот каток только потому, что он еще недолго был в Мюнхене и, ко всему прочему, был замкнутым чудаком. Евреи просто не знали его; а когда они узнали, было уже слишком поздно. Все же и смерть этого Мортимера очень пошла им на пользу: последовавшая затем болтовня не оставляла им желать ничего лучшего. В 1871 году в Париже защита евреев тоже была заранее запланированной. Коммунисты разрушали все, что могли; но все многочисленные дворцы и дома Ротшильдов остались целыми. Теперь можно понять то место у Моисея, согласно которому с евреями из Египта вышло «также много всякой черни».