Большевики - [8]

Я рассказал об убийствах в Михайловском.

— Надо бы нечто предпринять, — буркнул Ветров.

— Сначала повернем назад — предложил Стрепетов — а затем я внесу предложение.

Мы повернули обратно. Уже стемнело. Поселок сиял огнями. С реки несло сыростью. Где–то хороводила деревенская молодежь. Пели песню унылую и заливную.

— Прежде всего будем внимательны. Это основное. Потом нужно предупредить здешних ребят и губернию. Потом нужно спровоцировать доктора на откровенность. Разозлить его и узнать, что теперь предполагается с их стороны. Это беру я на себя, — говорил Стрепетов. — Потом мы установим слежку за врачом. Этим придется заняться нам всем. Завтра еще поговорим. Ну — теперь молчание. Мы переходим мост. Направо — видите — шесть огней. Это местный рабочий клуб. Но руководит им бывший эс–эр, как говорят — профессиональный террорист.

Было уже темно, когда мы вошли в санаторию.

* * *

После ужина Стрепетов шепнул мне: «Ступайте на электризацию. Будет интересно». Я сошел вниз и в дверях докторского кабинета столкнулся с врачом.

— Разрешите мне на электризацию? Любопытно, — сказал я.

— Пожалуйста. Любопытство полезная вещь.

Я вошел за врачом в кабинет. Там было темно. В теплом и душном воздухе стояло 6 человек больных. Среди них был Стрепетов. Доктор любезно шутил со всеми. Разговаривая, облачился в серый халат и сказал: «приступаем».

Было полутемно. Затрещала ручная электрическая машина. На конце электрического душа загорелись синеватые искры. Искры потрескивали, гасли и вспыхивали вновь. Врач смотрел на часы и вел разговор со Стрепетовым.

— Так… Явление вполне реальное — электричество.

— Но не материальное, — доктор как–то по волчьи оскалил зубы.

— В широком смысле — материальное электричество везде, его можно всюду извлечь из любого предмета. Да оно же лежит в основе первичных элементов материи, атомов. Нельзя отрицать последних данных науки.

— А что эта ваша хваленая наука знает? — ничего.

— Доктор, это очень смело. Наука — это аэроплан, телеграф, радио, рентгеновские лучи, жизнь в капле воды, астрономия, теория атомов. Доктор, вы впали в пустячки. Мягко выражаясь, вы говорите не серьезно.

— Наука всего не знает.

— Это неважно: она знает много и будет знать больше.

— Но кто создал мир, наука знает?

— Никто не создавал — говорит наука. Природа вечна.

— Вечна? Ха! Ха. Ха! Мы многого не знаем, дорогой друг. Нам многого не дано знать. — Доктор опять оскалил зубы: — Да не дано.

— Т. е., как не дано?

— Мы, например, не знаем, где начало мира и где его конец. Не знаем, да?

— Узнаем. Да это не столь существенно.

— Не знаем, что значит беспредельное. Не знаем границ мира — мы ничего не знаем. Нам многого не дано знать.

— Вы, как видно, веруете в бога, доктор? Ха. Ха!

— Да — вы напрасно смеетесь. Верую.

— Тогда зачем же вы поступаетесь своей верою? Зачем кощунствуете — лечите? Ведь все от бога, и болезни стало быть от него.

— Профессия…

— Только–то. Бедные мы пациенты. Доктор! вы — ходячий покойник. Вам нельзя быть врачом. Ступайте в монастырь.

Доктор промолчал.

— Следующий, садитесь под душ.

Опять затрещало электричество. Еще ярче сверкали и громче потрескивали изумительно красивые электрические искры. Стрепетов не отставал от врача.

— Доктор — какова же ваша действенная программа? Неужели вы зовете все человечество в церковь? Призываете сломать науку и сжечь ее достижения?

— Знаете что, тов. Стрепетов, — мы когда–нибудь наедине поговорим о программах и вообще. Теперь не место.

— Как видно, вы отрицаете материю? — не унимался Стрепетов.

— Нет, не отрицаю — но не она первый источник. Первоисточник — дух. Вот что говорю я.

— Дух? Это неуловимо и непонятно.

— Да, дух. Т. — е. то, чем вы живы.

— Мой организм живет пищей.

— Через сознание, вот в чем тут дело. Вначале вы должны пожелать есть.

— Но ведь я пожелаю есть тогда, когда явится физическая потребность в еде.

— Нет, вначале следует осознание, а потом является потребность. Как следствие — является потребность.

— Сознание определяет бытие человека, хотите вы сказать?

Врач снова не ответил.

— Следующий, — сказал он. И добавил Стрепетову: — Жизнь покажет, на чьей стороне правда. А вообще болтать — вредно. Особенно вам. Но как–нибудь на–днях вы узнаете мою действенную программу. Поверьте мне. И тогда поговорим.

Мне показалось, что глаза доктора сверкнули в потемках.

— А пока попрошу всех оставить кабинет. Один из ваших товарищей, хотя он и исповедывает материализм, вынужден прибегнуть к нематериальной вещи, к лечению внушением — гипнозу.

Выходя, Стрепетов огрызнулся. — Это еще большой вопрос, насколько гипноз не материален. Он действует только на близком расстоянии. Попробуйте загипнотизировать кого–нибудь из ваших за границей. Ну, хотя бы Чернова. Уверен, что не сумеете.

* * *

Когда я поднимался по лестнице к себе в комнату, то почувствовал за спиной чей–то взгляд. Я быстро оглянулся. В углу у стены стоял старик фельдшер. Кулаки у него были сжаты. Брови и губы плотно стиснуты. Он смотрел на меня раскаленным взглядом поверх больших роговых очков. Заметив, что я оглянулся, он скрылся за углом лестницы. В комнате я застал Федора. Он писал письмо. Я прервал его занятие и подробно рассказал ему все, что узнал от Стрепетова. Сказал также о том, что мы втроем решили предпринять. Он с минуту подумал и затем обрезал: «Лечитесь и не делайте глупостей. Никаких слежек не устраивайте. Во всяком случае меня оставьте в стороне… Так–то, братец. А сами действуйте, как знаете».