Больше никогда не спать - [14]

Он кивает, я радостно улыбаюсь, потому что вижу, что он всё же отчасти осведомлён о нашей экспедиции. Значит, должен понимать, что я не шарлатан.

Мы снова входим в почти готовую часть здания — трубки светильников на потолке, палисандр, паркет. Офтедал открывает дверь.

Это пустая комната, ещё пахнущая краской и свежим деревом. Посередине комнаты стоит на полу телефон. Офтедал подходит к нему, приседает на корточки, снимает трубку и набирает номер. Я отхожу к внешней стене. Она вся из зеркального стекла, на стекле извёсткой намалёваны два больших круга и подписано: «Джейн Мансфельд»[1].

По фьорду плывёт белый пароход. Белый пароход, синее море, синее небо, чёрные сосны на склонах фьорда похожи на воткнутые вертикально в землю мокрые вороньи перья. На трубе парохода — жёлтое кольцо.

Я слышу, как у меня за спиной что-то говорит в трубку, выжидательно замолкает, снова говорит Офтедал.

— Mange takk.

Он кладёт трубку. Я поворачиваюсь к нему. Мы снова выходим из комнаты. Я — с надеждой, что телефонный разговор как-то касался аэрофотоснимков, ожидая, что Офтедал сейчас заговорит о них со мной. Но Офтедал молчит, и я следую за ним по коридору, сам не зная, зачем.

— Ваш институт прекрасно расположен. Вид потрясающий.

— Такой вид — не редкость для Норвегии. Хорошо вы знаете профессора Нуммедала?

— Я его вчера в первый раз видел. Меня порекомендовал мой научный руководитель.

— Вот как. Нуммедал — националист, шовинист. Вы не знаете норвежского, так что не могли этого заметить, но он говорит на нюнорск. Он из-под Бергена.

Офтедал усмехается, примерно так же, как это делаем мы, когда речь заходит о поборниках фризского.

Ещё одна бетонная лестница.

— Нюнорск, — говорит Офтедал. — Два языка в стране, в которой и четырёх миллионов жителей не наберётся. И ещё, как будто двух языков мало, любители самнорск хотят осчастливить нас третьим.

Я потерял счёт этажам, и мои ботинки покрыты белой пылью. Там, где мы сейчас, нет даже окон, и я внезапно начинаю дрожать от холодного воздуха. Мы без конца перешагиваем через незакреплённые доски и балки и обходим лужи.

— Директор Валбифф Нуммедала на дух не переносит. Собственно, вас можно только поздравить с тем, что Валбифф в отъезде. Иначе вам бы уж точно не видать снимков, даже если они здесь.

Мы опять в почти построенной части здания. Двери кабинетов открыты. Кое-где уже стоят письменные столы, а за ними сидят секретарши. Навстречу нам выходит седая дама и подбегает к Офтедалу, как будто спешит на зов. Они о чём-то говорят. Конечно, это ей он только что звонил. Офтедал поворачивается ко мне и представляет меня даме.

— We are very sorry, — произносит она очень медленно, — но мы ещё не вполне разобрали наш архив. Я плохо в нём ориентируюсь, и к тому же мы пока далеко не всё получили.

Я чувствую, что заливаюсь краской от радости. Ага! Совсем другое дело! Ещё не всё получили, но нужные мне снимки, конечно, уже здесь. Не может быть, чтобы Нуммедал просто так послал меня в Тронхейм. Конечно, он звонил! Ну, хорошо, Валбиффа не было, и тем лучше, раз он так ненавидит Нуммедала; но в этом здании столько других людей! Как может Офтедал, руководитель соседней службы, знать с уверенностью, что вчера никто не разговаривал по телефону с Осло?

Втроём мы проходим дальше по коридору. Местами уже стоят стулья, стальные шкафы. Иногда проход загромождают кучи картонных коробок, и мы еле протискиваемся между ними. Секретарша приводит нас в помещение, где стоят целых два стола, и повсюду коробки.

Она открывает одну из них. Коробка полна снимков.

— Посмотрите.

Я пытаюсь вытащить какую-нибудь из фотографий, но коробка настолько набита, что ухватить фотографию за край почто невозможно. Когда я наконец тяну одну из них, у неё надрывается уголок. Я что-то лепечу, бормочу, совершенно теряюсь, тупо смотрю на фотографию с таким видом, как будто занимаюсь чем-то неприличным.

В самом деле, это аэрофотоснимок. Океан. В правом нижнем углу виден берег, полоска со сверкающей каймой. В правом верхнем — крошечные часы, показывающие семь минут четвёртого. В левом верхнем такой же альтиметр показывает высоту, с которой сделан снимок. Без лупы не разобрать. Ещё есть номер. Я смотрю на другую сторону фотографии. Штамп министерства обороны. Нет никаких знаков, по которым можно было бы понять, где же эта фотография сделана.

— Нет ли у вас списка снимков, по номерам? — спрашиваю я, изучая надписи на ящике. Как я и думал, на нём указаны только номера содержащихся в нём снимков, — ни одного слова.

Офтедал говорит:

— Список? Да это должна быть целая картотека.

— Это вообще-то совсем не мой отдел, — говорит секретарша. — Когда мы распаковывали ящики, картотека мне не попадалась. Мисс (непонятное слово), которая занимается снимками, сейчас в Осло.

— Но тогда всё очень просто, — говорит Офтедал, — позвоните фрекен (непонятное слово) в Осло, попросите её посмотреть по каталогу, какие номера соответствуют Финской Марке, и найдите эти снимки.

Выходя обратно в коридор, он произносит ещё что-то по-норвежски, а потом делает мне знак, чтобы я следовал за ним.

Он приводит меня в другую комнату, на том же этаже, где стоит дубовый стол, а на нём, в старомодной витрине — какой-то большой латунный измерительный прибор.